очень нудно 
36 
Эван вернулся в университет, где временно работал, читая лекции по археологии; Адриан уехал в Кент, где исследовались останки погребального корабля викингов. Это судно было обнаружено у восточных берегов.
Я вернулась к своим монотонным обязанностям у леди Бодриан. Их монотонность оживляли лишь ее попытки унизить меня. Но меня грела мысль о том, что в этом доме живут и мои друзья — сэр Ральф и Теодосия. Я больше не ходила в Гиза-Хаус, потому что Табита уехала вместе с экспедицией. Несколько раз я все же бродила неподалеку от их дома. Он, как в старые времена, казался населенным призраками. Задернутые шторы, мебель в чехлах, на хозяйстве осталось всего лишь несколько слуг. Два египтянина, Мустафа и Абсалам, уехали вместе с сэром Эдвардом…
Я с нетерпением ждала возвращения экспедиции. В Гиза-Хаус я не ходила, так что стала чаще бывать в Радужном. Меня всегда тепло встречали там. Доркас и Элисон пришли в неописуемый восторг, когда я рассказала им о бале и о красивом зеленом платье.
Меня удивляло то, что вначале они очень радовались тому, что я попаду в Кеверол-Корт. Я не могла найти этому логическое объяснение и в конце концов приписала их радость нерассуждающей доброжелательности в отношении меня, только и всего.
Я была молода — и хоть из-за своего носа меня нельзя было назвать красавицей, иногда я могла выглядеть очень привлекательной. В последнее время я часто оценивала себя в сравнении с Теодосией. Моя энергичность, которой так не хватало ей, и моя живость, несомненно, были достаточно вескими аргументами. Да, я подчас бывала довольно вспыльчива, но гроза утихала очень скоро. Я умела смеяться над жизнью, а это значит, смеяться над собой. У меня очень густые темные волосы, с которыми сложно справиться, потому что они совершенно прямые. Темные глаза обрамлены ресницами, такими же густыми и черными, как мои волосы, и, к счастью, у меня довольно хорошие здоровые зубы. Я была выше Теодосии и Сабины и к тому же худощава. Мне недоставало приятной пухлости Теодосии и утонченной, как песочные часы, фигуры Сабины.
При мне была молодость, которая всегда привлекает стареющих распутников. Репутация сэра Ральфа была, как известно, далеко не идеальной. Я слышала, как кузнецы как-то говорили с какими-то фермерами о старых временах, когда сэр Ральф был в расцвете лет и соблазнял молоденьких девушек. Но они сразу замолчали, когда появилась я, в то время вместе с Адрианом и Теодосией. И при всем этом Доркас и Элисон были в восторге от того, что я получила работу в Кеверол-Корт.
Я рассудила так, что они полагают, будто сэр Ральф покончил со своим буйным прошлым. Он уже слишком стар для таких подвигов, и, вспоминая тот вечер, когда он приходил в комнату к леди Бодриан, я вполне могла в это поверить. И все же я считала несколько странным, что Доркас и Элисон так легко позволили мне войти в логово этого распутника.
А теперь они хотели узнать подробности о бале.
— Платье! — восклицали они. — Что за очаровательная идея!
Это меня тоже удивило, потому что одно из правил приличного общества запрещало молодым девушкам принимать платья в подарок от джентльменов. Но тут все было по-другому. Из-за Теодосии. Я пришла к заключению, что сэр Ральф симпатизирует мне. Я в некотором смысле развлекала его, чего не удавалось Теодосии.
И была очень довольна, что побывала на балу, мне очень понравилось. А если бы мне не подарили это платье, это было бы попросту невозможно…
Было гораздо удобнее принять точку зрения тетушек, чем пытаться выяснить мотивы поведения сэра Ральфа. При всех своих недостатках он был человеком добрым. Все слуги, несомненно, любили его больше, чем его супругу. Что же до меня, я могла справиться с любой возникшей ситуацией. Мне повезло, что Радужный находился так близко и я могла в любой момент сбежать из Кеверол-Корт прямо туда.
Я рассказала им обо всем, что произошло на балу. Доркас очень интересовали угощения, а Элисон — цветы и украшения зала. И конечно, обеих интересовало все, что произошло со мной.
Я танцевала показательный вальс в их крошечной гостиной, цепляя и роняя все, что попадалось на пути. В итоге — две серьезные потери: ручка одной из чашек госского фарфора, принадлежащей Доркас, и отколотый пальчик фарфоровой цветочницы восемнадцатого века. Они были опечалены, но все же безмерно рады видеть, что я счастлива, посему постарались отнестись к потерям легко. Ручку к чашке можно приклеить, а отколотого пальчика и вовсе не видно. А с кем же я танцевала?
36 
