очень нудно 
51 
Тибальт всегда чувствовал облегчение, когда мы оставались с ним наедине. Я его безумно любила и так ярко демонстрировала свою любовь, что его скрытность и неумение выказать свои чувства не так сильно бросались в глаза. Иногда мы сидели с ним рядом, смотрели на огонь камина, он обнимал меня, я прижималась к нему и спрашивала себя, происходит ли все это в самом деле. Но наши разговоры почти всегда сводились к тому, чем занимались они с отцом.
— Как хорошо, что ты со мной, Джудит, — сказал он мне как-то. — Ты так искренне интересуешься моей работой! Я еще не встречал никого, кто бы горел подобным энтузиазмом!
— Но ты сам, — возразила я. — И твой отец.
— Да, но не так наглядно.
— А это необходимо?
Он бегло поцеловал мой лоб.
— Но ты так ярко выражаешь свои мысли и чувства, — сказал он. — Мне это нравится. Это просто замечательно.
Я обняла его, как обычно делала это с Элисон и Доркас, сжала его в объятиях и воскликнула:
— Я так счастлива!
Потом поведала, как когда-то решила возненавидеть его, потому что Сабина без умолку говорила о нем, причем непременно в превосходной степени.
— Я представляла, что ты сутулишься, носишь очки, что ты бледный и блеклый, с жидкими жирными волосами. А когда ты накинулся на нас в комнате, где стоял саркофаг, то выглядел таким грозным, как египетский бог, насылающий кару на всякого, кто оскверняет древнюю святыню.
— Неужели я действительно так выглядел?
— Именно так — и с того самого момента я влюбилась в тебя.
— Значит, нужно время от времени выглядеть ужасно грозным.
— А то, что ты выбрал меня, так это… просто чудо!
— О Джудит, ты слишком скромна.
— Я далека от этого. Но как я мечтала о том дне, когда ты наконец заметишь мои достоинства!
— Что со временем и произошло.
— И когда ты открыл их?
— Когда узнал, что ты приходишь и берешь книги по археологии. А может, это началось, когда я увидел, как ты возникаешь из всех этих бинтов и повязок. Ты тогда была похожа скорее не на мумию, а на человека, который попал в какую-то серьезную катастрофу. Но попытка была удачной.
Я взяла его за руку и поцеловала ее.
— Тибальт, — сказала я, — я буду заботиться о тебе всю жизнь!
— Это утешает, — ответил он.
— Я хочу стать нужной тебе, настолько нужной, чтобы каждый миг, проведенный без меня, был печален и…
— И?..
— И мучителен!
— Я уже достиг этой стадии.
— Правда? Ты не шутишь?
Он взял меня за руки.
— Пойми, Джудит, мне просто не хватает твоего дара слова. Ты так свободно выражаешь все свои сокровенные мысли…
— Я ведь часто говорю, не подумав. Ты никогда так не делаешь, я уверена.
— Будь со мной терпеливой.
— Скажи, ты счастлив?
— А тебе так не кажется?
— Ну не совсем…
— Я потерял очень близкого человека, — медленно произнес он, — он был дороже всех на свете, до того как появилась ты. Мы работали вместе, наши мысли совпадали, даже без слов. Он умер так внезапно… Вот только что был тут, рядом, — и вдруг умирает… совершенно необъяснимо. Я скорблю о нем, Джудит. И буду скорбеть долго. Поэтому ты должна набраться терпения. Как бы мне хотелось соответствовать твоей активности, твоему жизнелюбию! Джудит, дорогая…
Я прижалась головой к его голове.
— Я сделаю все, чтобы возместить тебе все утраченное.
Он поцеловал меня в висок.
— Я благодарю Бога за то, что он послал мне тебя, Джудит!
* * *
Между тетушками и Тибальтом возникли кое-какие трения по поводу свадьбы. Дело в том, что, по словам Элисон, между похоронами и свадьбой должно пройти определенное время, и никакие аргументы это время сократить не в силах.
— Отцы жениха и невесты умерли совсем недавно! — говорила Доркас. — Вы должны подождать хотя бы год.
Я никогда не видела, чтобы Тибальт так бурно выражал свои чувства.
— Невозможно! — воскликнул он. — Через несколько месяцев мы уже должны быть в Египте. И Джудит должна поехать туда в качестве жены. И ни в каком другом!
— Не представляю, что скажут люди, — вздохнула Доркас.
— А вот это, — заметил Тибальт, — меня никак не волнует.
Доркас и Элисон были побеждены. Но потом я слышала, как они говорили:
— Это, может быть, и не волнует его, но волнует нас. Мы прожили здесь всю свою жизнь, и нам дальше жить здесь.
— Тибальт не принимает условностей, — успокаивала я их. — И в самом деле, к чему так беспокоиться о том, что скажут люди?
51 
