очень нудно 
46 
Когда Элиза вышла из переговорной, Джейк последовал за ней. Очевидно, ей так хотелось как можно скорее отделаться от него, что она почти бежала. Прежде чем ему удалось ее догнать, она уже почти добралась до лифтов.
— Элиза, — позвал он.
Она не обернулась, но Джейк подошел достаточно близко, чтобы слышать каждое ее словцо.
— Мне нечего тебе сказать, Джейк. Ты получил что хотел, так что уходи.
Только она сказала не «уходи». Элиза употребила гораздо более крепкое слово.
Она протянула руку и нажала кнопку вызова лифта. Один раз. Потом второй. А потом надавила и уже не отпускала ее.
— От этого он не придет быстрее, — усмехнулся Джейк и тут же пожалел о своих словах. Зачем он говорил с ней так снисходительно? Будь проклято его неумение находить нужные слова в моменты эмоционального напряжения.
Элиза повернулась к нему, и ее синие глаза блеснули как никогда ярко. Блеснули от слез, как он догадался. От слез и гнева, обращенного на него.
— Конечно нет. Но я надеюсь. Потому что чем раньше я смогу отделаться от тебя, тем лучше. Даже одна-две секунды имеют значение.
Живот Элизы заметно увеличился с тех пор, как Джейк видел ее в последний раз. Но она выглядела образцом элегантной ухоженной бизнес-леди. Умная, сердитая Элиза, которую он… которую он — что? Уважал? Восхищался? Нет, это было нечто большее. Что-то, чему он не мог найти название, несмотря на все, что они пережили.
— Ты хорошо выглядишь, — сказал он.
Элиза с разочарованным вздохом убрала палец с кнопки лифта. Слегка стукнула кулаком по двери. Ее прищуренные глаза смотрели враждебно.
— Не пытайся отвлечь меня вежливой болтовней. То, что ты вынудил меня подписать твое соглашение об опекунстве, еще не означает, что ты получил власть надо мной.
Он не может получить в собственность ребенка, как не может заставить женщину выйти за него замуж. Джейк с запозданием начал понимать это.
Он не часто признавался себе в том, что ему стыдно. Но когда во время этой встречи он видел мелькавшие на лице Элизы эмоции, которые мог так легко распознать, его переполнял именно стыд.
Подростком Джейк был нарушителем спокойствия, главарем банды таких же, как он, озлобленных ребят. Более рослый и сильный, чем другие, он использовал свой зашкаливающий IQ и накопленное умение выживать на улице, чтобы держать в страхе свою банду, и умело управлял ею, хотя туда входили и более старшие подростки.
Джейку казалось, что все это давно в прошлом. Но, сидя в переговорной напротив Элизы, — гордой и храброй Элизы — он вдруг почувствовал, что ведет себя с ней, как в свои худшие дни, когда был главарем подростковой банды. Джиму Хиллу наверняка стало бы стыдно за него.
— Элиза, прости меня. Я не думал, что все зайдет так далеко.
Она моргнула, смахивая подступившую слезу.
— Ты ведешь грязную игру, Джейк. Я отказалась выйти за тебя, и ты пустил в ход тяжелую артиллерию. Я вела себя честно. Тебе предлагалось право посещать ребенка. И даже фамилия Данн-Марлоу. Для блага ребенка. Я обрадовалась, что ты хочешь участвовать в его жизни. Но я была не в том состоянии, чтобы принимать решения, меняющие мою жизнь. Я едва успела выписаться из больницы.
— Я был не прав. Мне надо было…
— И ты думаешь, что теперь, когда документ подписан, ты можешь меня задобрить? Забудь. Неужели ты не видишь? Ты так озабочен тем, чтобы дать ребенку свою фамилию, что не замечаешь, что прочишь ему нечто гораздо худшее. Мать, которая обижена его отцом. Которая ненавидит его за то, что ей пришлось защищаться от его попыток навязать ей свою волю, от его нежелания считаться с ее чувствами.
Джейк чувствовал себя раздавленным. Удары сыпались со всех сторон. Они оказались гораздо сильней, чем тот, который она обрушила на дверь лифта.
— Ненавидит? Не слишком ли это сильное слово?
— Недостаточно сильное, чтобы описать то, что я к тебе чувствую. — Губы Элизы скривились. — Желая любым путем добиться победы, ты переступил границу порядочности и здравого смысла.
Конечно. Он виноват. Он слишком сильно увлекся.
— Я просто хотел сделать так, как лучше для нашего ребенка, — сказал он. — Позаботиться о нем и о тебе, Элиза. Я тебе нужен.
— Мне ты не нужен. — Она покачала головой. — Когда-то я хотела тебя. И… и я… я могла тебя полюбить. Когда ты танцевал со мной на балу в Монтовии, мне показалось, что я стою на пороге чего-то особенного, чего-то важного.
46 
