Я и Микеланджело

– Ну, что с твоей контрольной по французскому? – спросил я, испытывая угрызения совести.

– А что с ней должно быть?

В мануэлевской схеме ответа вопросом на вопрос мало что изменилось.

– Если по мне, то она должна быть легкой. Она была легкой? – спросил я.

– Да, совсем. Если бы я к ней готовился, я бы сейчас только досадовал на себя.

Это меня успокоило.

– Не хочешь сделать со мной этот репортаж? – спросил я.

Видимо, в моей фразе прозвучали нотки мольбы, потому что он сказал:

– Естественно, не могу же я бросить тебя в беде.

Для него моя персона постоянно была главным социальным проектом, но я в принципе считал положительным то, что нынешние дети раньше времени учатся брать на себя хоть немного ответственности за своих отцов, дядьев или даже всего лишь старых друзей их матерей.

В журналистском переложении фактического на языковое мы с ним были, как показала практика, уже слаженной командой. Он зачитывал мне из своего блокнота длинные версии своих разведданных, в которых он любил выходить из берегов и растекаться мыслию по древу, а я делал из них короткие фразы без лишних завитушек. Например:

– Это была женщина, уже пожилая, на мой взгляд, где-то между пятьюдесятью и восьмьюдесятью…

– Не мог бы ты выставить пределы немного поуже?

– О’кей, тогда ей где-то между шестьюдесятью и восемьюдесятью, у нее были такие седые короткие волосы и красные очки, они были круглые, то есть круглые красные очки, вообще-то, красно-черные, и она сказала, что она как-то сама делала украшения, ну, там, кольца и ожерелья, модные украшения, короче. Она мне показала цепь, или ожерелье, или бусы, что-то такое, вообще-то, и красивое, такое серое или серебряное, с кругами и кольцами. И эти украшения она раньше продавала, у нее даже был собственный магазин, в Нойбаугассе, и она хорошо зарабатывала на этом, потому что люди охотно покупали их: им это нравилось, потому что не так дорого, как настоящие украшения, как золото, например. Но магазин она потом закрыла, поскольку состарилась и больше не хотела. И у нее осталось много украшений. И теперь она приходит дважды в неделю или трижды, я не могу разобрать, то ли у меня тут написано два, то ли три раза, неважно, и вот, она идет в Подарочный центр и всегда приносит пару колец и ожерелий собственного изготовления. И когда она приходит в очередной раз и у нее не остается колец и ожерелий, потому что их кто-то забрал, она радуется, ведь теперь, наверное, кто-то носит ее украшения, и этого ей достаточно, деньги за это ей больше не нужны.

После моей обработки из всего амбициозного описания Мануэля в репортаж шла лишь пара стройных фраз, в данном случае: «Одна женщина лет семидесяти, с короткими волосами и в красных очках, раз в несколько дней приносит сюда модельные украшения собственной работы. До недавнего времени она держала процветающий магазин в Нойбаугассе. Сегодня она позволяет себе личную роскошь раздаривать свои кольца и ожерелья. «Меня всегда радует, когда я прихожу – а от моих украшений уже ничего не осталось. Тогда я знаю, что их теперь кто-то носит, и у меня от этого просто поднимается настроение», – рассказывает она».

* * *

Через три часа мы управились с репортажем. Мануэль отправился к тете Юлии, а я сделал нечто непривычное: я стал работать дальше, как будто больше не будет ни завтра, ни послезавтра. Зайберниг прислал мне ссылки на множество магазинов Kost-Nix в Австрии и на все сходные модели в Германии и Швейцарии. Это делало общую картину наглядной. Что касалось щекотливой главной темы очерка – повышения арендной платы и запланированного открытия храма деликатесов, – то я долго размышлял, в каком тоне мне следует это подать – то ли в весело-ироничном, но это не подходило; то ли в циничном, но это я предпочитал делать устно, а не письменно; или совсем уж напрямик, это было мне не близко; или прямо в лоб, это было для меня еще дальше; или морализаторски, это было для меня самым далеким, – пока я не решил вообще ничего об этом не говорить и воздержаться от всякой оценки. Было достаточно того, что два интервью – домовладельца Штайнингера и Нины из бесплатного магазина – стояли друг против друга и говорили сами за себя. Более острого контраста, чем между «Покупать за любую цену» и «Дарить от души», нельзя было и достигнуть. И из этого каждый должен был извлечь собственное отношение к происходящему.

Когда все было сделано, у меня еще хватило сил отправить завершенные документы Зайбернигу, приложив к ним предложения по заголовку, советы по иллюстрированию и фактологии и соображения по верстке и уравновешенности материалов. После этого у меня было приблизительно такое чувство, какое должен был испытывать Микеланджело, когда изготовил последнюю фреску для Сикстинской капеллы – и церковь, так сказать, была полностью закрашена. Понятия не имею, что он сделал непосредственно после того, как закончил работу, – может, частным порядком навестил стоматологиню своего сердца. Я об этом пока мог только мечтать. Итак, я отправился выпить пиво-другое. Вот совершенно честно: на сей раз и правда обошлось немногим больше, чем пиво-другое.

  47