очень нудно 
152 
Они вернулись обратно в «точку роста», забрали остальных пассажиров и медленно поехали в миссию, прислушиваясь, не лопнула ли шина. Но судьба была благосклонна. Ребекка с Сильвией отнесли судна в больницу. Тяжелобольные, находящиеся на излечении в большой новой хижине, пользовались бутылками, банками, старыми кухонными принадлежностями.
— Что это за штуки? — спросили Зебедей и Умник и, когда поняли, пришли в восторг и долго бегали по больнице, показывая чудо медицинской техники всем, у кого хватало здоровья, чтобы проявить интерес.
В ответ на робкий звонок дверь открыл Колин. Перед собой он увидел то ли девочку-попрошайку, то ли цыганку, но потом с ревом: «Это же Сильвия, малышка Сильвия» — подхватил гостью и внес на руках в дом. Там он обнял ее, и она роняла на него слезы и терлась об него щеками, как кошка.
На кухне Колин усадил Сильвию за стол — тот самый стол, вновь раскрытый во всю его длину. Он щедро налил в большой стакан вина и сел напротив нее, полный радости и гостеприимства.
— Почему ты не сообщила, что приедешь? Хотя это не важно, не могу выразить, как я счастлив видеть тебя.
Сильвия пыталась соответствовать настрою Колина, но на самом деле она была угнетена: Лондон иногда оказывает такой эффект на тех, кто покидал его на некоторое время и кто, пока жил здесь, представления не имел о его весе, его многочисленных и многообразных дарах и возможностях. Возвращение после миссии в Лондон было для Сильвии подобно удару в солнечное сплетение. Это ошибка — приезжать сразу из, скажем, Квадере, в Лондон: нужен переходный период, что-то вроде декомпрессионной камеры.
Сильвия сидела и улыбалась, прихлебывала мелкими глоточками вино, боясь, что ей станет плохо от алкоголя (она отвыкла от него за это время), и ощущала дом как живое существо вокруг себя, под собой и над собой, ее дом, тот, который она воспринимала как дом, пока жила в нем и когда уехала из него; тут она всегда знала, что и где происходит, чувствовала атмосферу и дух каждой комнаты, каждого лестничного пролета. Дом по-прежнему был населен, он был полон людей, но все они были чужими, незнакомыми, и она была благодарна за то, что рядом с ней сидел улыбающийся Колин. Было десять часов вечера. Этажом выше кто-то выводил мелодию, которую Сильвия вроде бы знала, что-то известное, но она никак не могла вспомнить, что именно.
— Малютка Сильвия. Похоже, тебя нужно хорошенько подкормить — как обычно, впрочем. Хочешь перекусить?
— Я ела в самолете.
Но Колин уже поднялся, раскрыл холодильник, воззрился на полки, и опять Сильвия ощутила удар в сердце, да, это было сердце, оно болело, потому что она вспомнила о Ребекке, хлопочущей в кухоньке миссии, с ее маленьким холодильником и узким буфетом, который ее семье представлялся хранилищем небывалого богатства. А сейчас Сильвия смотрела на яйца, заполнявшие половину дверцы холодильника, на сияющее чистым блеском молоко, на заполненные едой контейнеры. Какое изобилие…
— Вообще-то это не моя территория, а Фрэнсис, но я уверен…
Колин достал буханку хлеба, тарелку холодной курятины. Сильвия соблазнилась: ведь это Фрэнсис готовила, та самая, которая кормила ее; ведь именно благодаря поддержке Фрэнсис и Эндрю она сумела выжить в юные годы.
— А где твоя территория? — спросила Сильвия, принимаясь за сэндвич.
— Я обитаю наверху, на последнем этаже.
— В комнатах Юлии?
— Да, я и Софи.
Эта новость настолько поразила Сильвию, что она опустила сэндвич.
— Ты и Софи?
— Ну конечно, ты же не в курсе. Она приехала к нам, чтобы прийти в себя, а потом… она была больна, понимаешь.
— А что с ней такое?
— Софи беременна, — сказал он, — и поэтому мы скоро поженимся.
— Бедный Колин, — непроизвольно вырвалось у Сильвии, и она покраснела от стыда — в конце концов, она ведь не знает, как обстоят дела, что на самом деле…
— Я бы не назвал себя таким уж бедным. Не забывай, я всегда очень любил Софи.
Сильвия вернулась к сэндвичу, но тотчас отложила его: от известия о переменах в жизни Колина ее желудок сжался.
— Ну, продолжай. Я вижу: ты несчастен.
— Какая проницательная. Да, ты всегда была такой, хотя делала вид, что вообще не отсюда.
Это было обидно, и Колин намеренно причинил ей боль. Но тут же спохватился:
— Нет-нет, извини. Извини меня, я сам не свой. Ты застала меня в… Хотя нет, я всегда теперь такой.
152 
