73 
Каролина продолжала сверлить его настороженным взглядом.
– И вас нисколько не беспокоит, что Диана безутешна?
При одной мысли о том, что Диана страдает, ему стало больно.
– Разумеется, беспокоит! – На скулах у него заходили желваки. – Ваши предположения крайне оскорбительны… Уверяю вас, я не намерен причинять Диане ни малейшего неудобства.
Глаза цвета морской волны раскрылись от изумления.
– По-моему, вы говорите правду, – задумчиво протянула Каролина.
Гейбриел нахмурился:
– По-моему, недоверие, которое я угадываю в вашем голосе, еще оскорбительнее.
Каролина смерила его озадаченным взглядом:
– Гейбриел, мне кажется, после нашего последнего разговора вы сильно изменились.
– В каком смысле изменился? – спросил он, не сводя с нее мрачного взгляда.
– Стали не таким властным. Не таким несгибаемым. И, конечно, не таким высокомерным! – Она лукаво улыбнулась, словно дразня его.
– В самом деле? – сухо парировал Гейбриел. – Не сомневаюсь, вашей сестре приятно будет услышать ваше мнение.
– Как и всем нам, – ответила Каролина. – Смею ли я надеяться, что теперь вы, наконец, хотя бы поговорите с ней?
– Смеете, – кивнул он.
Как только Каролина покинула его кабинет, он сразу помрачнел, обдумывая предстоящий и очень важный разговор с ее старшей сестрой.
– Эта подушка вас чем-то обидела?
Услышав голос Гейбриела, Диана, сидящая в шезлонге, вздрогнула и всем телом развернулась к нему. Гейбриел стоял на пороге ее спальни, подняв темные брови над насмешливыми темно-синими глазами. Он успел поменять запыленную дорожную одежду на темно-синий сюртук, жилет оттенком чуть светлее, бежевые панталоны и сверкающие черные сапоги. Темные волосы были еще слегка влажными после мытья. От одного его вида у нее перехватило дыхание.
– Что, простите?
– Вы так яростно обрывали бахрому с подушки, – врастяжку произнес он, заходя в комнату, – словно она вас чем-то обидела.
Диана рассеянно глянула на подушку, которую держала на коленях. Она совершенно не понимала, что делает, пока Гейбриел не привлек к подушке ее внимание. Она даже не заметила, что успела оборвать всю бахрому по углам, что шелковые нити беспорядочным клубком лежали на синем бархатном шезлонге.
Она нервно бросила подушку и встала.
– Что я могу для вас сделать, милорд?
Раз они сейчас одни в ее спальне, чего она не может для него сделать? Гейбриел впал в отчаяние. Ему стало физически больно – так хотелось ему взять ее на руки и, наконец, заняться с ней любовью как следует. Желание совершенно нелепое, ведь круги под ее глазами и мокрое от слез лицо говорят о том, что она недавно плакала. И губы ее, полные, чувственные губы, которые так и хочется поцеловать, как будто слегка дрогнули, прежде чем она решительно поджала их и вскинула подбородок, принимая привычный холодный и бесстрастный вид.
Гейбриел подошел к окну и посмотрел на площадь перед домом.
– Вы, наверное, рады вернуться в Лондон? – спросил он.
Почему она должна радоваться? Диана не могла вспомнить ни одного повода для радости, кроме возможности продолжить поиск Элизабет, хотя… возможно, младшая сестра сама не хочет, чтобы ее находили! Очень неприятно, что Гейбриел застал ее в таком виде – и конечно же догадался, что она плакала. Диана дала себе слово, что о причине ее слез он ни за что не узнает. Она была совершенно уверена, что теперь, вернувшись в Лондон, он, не теряя понапрасну времени, разорвет их помолвку.
Она выпрямила спину, как будто готовясь к удару.
– Да, мне в самом деле приятно воссоединиться хотя бы с одной из моих сестер.
Гейбриел повернулся к ней:
– Уверяю вас, мы с Воном будем и дальше упорно продолжать поиски Элизабет!
– Милорд, я вовсе не собиралась обвинять ни вас, ни лорда Вона, – поспешно возразила она.
Лучи солнца, проникавшие в комнату из окна у него за спиной, придавали его волосам иссиня-черный блеск, мрачное же его лицо оставалось в тени.
– В самом деле? – Он удивленно поднял темные брови. – А ведь вы имеете полное право обвинять нас… На прошлой неделе Доминик не слишком утруждал себя поисками, я же был занят другими делами.
Она склонила голову:
– Я прекрасно понимаю, что в то время для вас куда важнее было благополучие вашей матушки.
Он насупился, и на лбу его выступила морщина.
– Вы так чутки и так привыкли заботиться о людях, что им приписываете те же качества…
73 
