– С Рождеством, Томас, – прошептала я, передвигая рычажок на «Вегас».
На следующее утро я дрожала даже рядом с обогревателем в гостиной, но все же разогрела себе кофе в микроволновке, подошла к окну и оттянула квилт, чтобы взглянуть на рождественскую погоду. Холодно, ясно и…
Новогодняя елка?
Кто-то украсил дикий кедр на опушке, развесив мишуру и гирлянды, а на верхушку насадил симпатичную пластиковую звезду. Я схватила дробовик и вышла. Ворота были закрыты на висячий замок, никто не мог добраться сюда на машине, только пешком. Я лихорадочно оглядывалась, но в лесу было совершенно тихо. И я решилась подойти к дереву. На ветке висела записка.
В округе видели маленькую девочку. Она ест чужую кашу и двигает кровати. Три медведя вызвали бы полицию. Но не я. Мне нравится ее стиль. Томас.
Томас. Он вернулся. Он был дома.
Я унесла записку в дом и поставила на полку рядом с цветными бутылками, старыми фотографиями с бабушкиного чердака, фальшивым рубином Коры и эскизом водяного шлюза, который нарисовала Иви.
Мои рождественские сувениры.
Часть пятая
Счастье красит женщину лучше любой косметики.
Я не счастливая, я жизнерадостная. В этом вся разница. У счастливой женщины нет забот. Жизнерадостная знает, как с этими заботами справляться.
Глава 20
Томас
Темная сторона зимы
Я думал, что справиться с январской депрессией будет легче. Говорил себе, что с Кэти поблизости мне хватит и вдохновения, и мотивации оставаться на свету. Но когда календарь начал отщелкивать дни после Нового года, вокруг заклубилась темная тоска. Опять, как всякий раз после событий 11 сентября. Я не мог связно мыслить. Мне опять пришлось напиваться, чтобы хоть как-то спастись от воспоминаний и кошмаров.
Я мог бы и догадаться, что к этому все идет. У большинства выживших 11 сентября наблюдались серьезные проблемы с головой, но они справлялись с мрачным настроением и случайными страхами. А у моего январского сплина была особая причина. В третью неделю месяца мне приходила посылка от Равели. С содержимым, которое меня убивало. Страх сжимал меня, как тиски.
Бутылки водки, раньше стоявшие на полке, пустели одна за другой, содержимое растворялось в моей крови. Я выглядел и чувствовал себя неимоверно мерзко, и не хотел, чтобы Кэти меня таким видела. Снег и ночные морозы не утихали неделю. Я сидел у камина и пил, ждал посылку и говорил сам с собой.
Просто переживи эту посылку, и все будет хорошо.
Кэти
– Кэти, я хочу тебя кое о чем предупредить, – сказала Дельта, ведущая мой «хаммер» по узкой петляющей дороге над каменистыми берегами Руби-Крик. Мы ехали в Тартлвилль. Я жутко потела под теплым капюшоном и солнцезащитными очками, ерзала на сиденье и судорожно сжимала маленький огнетушитель.
– О том, что, если ты не притормозишь, нас будет ждать жуткая смерть на дне реки? – дрожащим голосом спросила я.
– Скорость всего тридцать.
Мимо мелькали маленькие магазины и такие же маленькие домики на высоких каменистых берегах. Зимний свет мерцал жемчужинами на голых ветках деревьев и перистой хвое высоких сосен, отражался от дороги и растворялся в ущелье, где подо льдом застыла река. Я обняла огнетушитель.
– Эта дорога для канатоходцев со страховочными сетками. Не для машин.
– Старайся думать о другом. Но послушай. Я хочу тебя предупредить. Томас опять нырнул в бутылку. Вот почему ты не видела его с Рождества.
Я резко обернулась к ней, забыв о дороге.
– Что случилось? Что с ним произошло?
– Да все то же, старая песня. В определенные дни ему всегда становится хуже. Одиннадцатого сентября, что естественно. На день рождения его малыша. Но хуже всего январь. Это годовщина их свадьбы.
– Понятно, что он горюет по жене, хотя их брак и не был гладким.
– Тут дело не в горе. А в сестре его жены, ледяной сучке из Нью-Йорка. Она всегда посылает ему что-то, от чего Томас чувствует себя полным дерьмом. Каждый год, за день до годовщины, он получает посылку. Однажды она прислала ему детский дневник Шерил.
– Зачем?
– Да затем, что она подчеркнула красным те части, где жена Томаса мечтала выйти замуж за принца или кинозвезду и дожить до старости в окружении детей и внуков.