Я услышала стук входной двери, потом его шаги в коридоре, топот щенят, которые крутились у него под ногами. Я успела принять картинную позу у стола, словно только что перестала расставлять тарелки.
– Я приготовила тебе поесть, – пропела я.
– Я чую аромат твоих бисквитов, – отозвался он.
– Только потому, что я забыла включить новую вытяжку и побрызгать освежителем воздуха, чтобы скрыть аромат угольков.
Он завернул за угол и остановился на пороге кухни. В руках он держал огромный букет весенних цветов и бабушкину бутыль для молока. На нем были линялые джинсы, широкий ремень, белая рубашка с расстегнутым воротом. Томас оглядел меня с ног до головы и не сводил с меня глаз, подходя ближе. Он поставил цветы в бутыль, налил в нее воды и поставил в центре стола, завершая сервировку. И все это время он смотрел на меня. А я смотрела на него, прижав руки к бокам и вздернув подбородок, не забывая правильно поворачиваться. И сердце у меня трепетало.
Он подошел ко мне, остановился совсем рядом, в шаге, но не прикасаясь, оставив почти незаметное и очень теплое пространство между нами. Я подняла лицо, отворачивая щеку со шрамами, пытаясь забыть о них, как всегда. Взяла его за руку.
– Мы займемся любовью в настоящей спальне. В настоящей постели.
Его пальцы жадно сжали мои.
– И это, – сказал он, притягивая меня ближе, – будет грешно.
* * *
После хорошего секса жизнь всегда кажется проще. Этим он и опасен. Мы лежали рядом, обнаженные, на сбитой постели. Томас был из тех редких мужчин, которые любят поговорить после секса. Я очень любила эту его черту, но только не в последнее время. Слишком рискованно. Лучше отвлечься. Я опустила руку под кровать, выудила вибратор и провела им по животу Томаса.
– Я хочу показать тебе, – сказала я, щелкнув кнопкой, – чудеса современного электричества.
Он накрыл ладонью мою руку, останавливая меня.
– Давай оденемся и сходим к Руби-Крик. Я сам хотел бы кое-что тебе показать.
– Этому «чему-то» лучше бы возбуждать, как это. – Я помахала вибратором и подмигнула Томасу. В животе ледяным комком свернулся страх.
– Даже лучше, – мрачно ответил он.
* * *
Мы стояли на коленях у ручья, в мягких сумерках весеннего вечера, и держали маленькие старательские сита, которые купил Томас.
– Опускай сито вот тут, в песчаный участок, – говорил он. – Зачерпывай песок и немного воды, а потом двигай по кругу, чтобы вода стекала с одной стороны сита. Аккуратно, и песок тоже смоет, оставив только хорошие вещи.
– Ты уверен, что мы тут найдем рубины или сапфиры? Почему?
– Потому что условия идеальны. Я просчитал изгиб русла, течения, объем воды, интенсивность нанесения песка, вот эти вкрапления под поверхностью, гидравлику вытеснения метража породы…
– Я могу определить фигню, даже если она вся состоит из технических терминов.
– Просто поверь мне и зачерпни, ладно?
Я зачерпнула песок, повернула сито, промыла песок, выбросила из сита пару серых камешков, зачерпнула снова. Что-то явно тяжелое потянуло сито вниз.
– Эй! Похоже, я нашла самородок. – Я промыла. Песок и вода стекли вниз, оставив в сите маленькую черную коробочку. Коробочку для кольца. Я уставилась на нее.
– Томас, что ты…
– Открывай, – хрипло сказал он.
У меня дрожали руки. Я положила сито, поставила коробочку на ладонь – на здоровую левую, конечно же, – и открыла крышечку. Внутри сияло золотом и платиной кольцо с изумительным рисунком переплетающихся прямоугольников, с несколькими крошечными рубинами вокруг огромного бриллианта. Кольцо было прекрасно, уникально, и Томас, без сомнения, сделал его сам.
И стоило мне поднять глаза, как Томас понял, что я не приму кольцо. Он медленно выдохнул. От его взгляда сердце рвалось на части.
– Я буду ждать, сколько потребуется, – сказал он. – Просто скажи мне, что, черт побери, с нами происходит.
Я ссутулилась.
– А что случится, когда ты закончишь меня «реставрировать»? А потом поймешь, – я показала на свое лицо, – что, как бы ты ни старался, это никогда не будет выглядеть как раньше?
Я отвернулась, пытаясь взять себя в руки.
Он нагнулся ко мне.
– Ты правда думаешь, что я сижу и мечтаю увидеть твое лицо без шрамов? Ты правда думаешь, что от этих шрамов зависит то, как я тебя вижу? Как я вижу наше будущее?
Я повернулась, глаза заволокло слезами.