23 
Лючия на секунду смешалась и нехотя ответила:
— Мой отец прибыл сюда на судне с грузом оружия. Он хотел продать его испанцам.
— Ну и что же дальше?
— Корабль так и стоит в Гуаякиле.
— Понимаю. Испанцы непременно заплатили бы вашему отцу. А теперь?
— А теперь он согласен продать его кому угодно, лишь бы у покупателя было достаточно золота.
Дон Карлос поджал губы:
— Наверное, в последней битве республиканцы захватили неплохой арсенал.
— Да, так говорят.
— Сколько именно?
Лючия подумала, что, если назовет те цифры, которые она слышала из разговоров на улице, дон Карлос сильно расстроится. Да и зачем ему знать горькую правду?
— Я хочу знать, — настойчиво повторил он.
— Хорошо. Испанцы были разбиты наголову, генерал Энмарич сдался. — Она посмотрела на дона Карлоса и, поскольку тот явно ждал продолжения, вздохнула и стала говорить дальше: — Около двух тысяч пленных, сорок единиц артиллерии, около семнадцати сотен мушкетов в полном комплекте с боеприпасами.
— А убитых? Много убитых?
— Не знаю. Госпитали переполнены. Но… но там лежат раненые республиканцы.
Лючия взглянула в глаза дона Карлоса в ожидании следующего вопроса, но он совершенно неожиданно попросил:
— Расскажите мне о себе.
— Это будет очень краткая история, — усмехнулась Лючия. — Мать умерла. Отец забрал мою старшую сестру с собой в Южную Америку, надеясь, что после завершения своих дел сможет развлечь ее в Лиме. Он знаком с перуанским вице-королем.
— Но ведь Лима в руках патриотов.
— Да, но, покидая Англию, мы этого еще не знали…
— …И теперь застряли в Кито, не зная, куда девать груз, — закончил за нее дон Карлос.
— Ну, это беспокоит только моего отца. Что касается сестры, то она необыкновенно красива и пользуется здесь огромным успехом. — И, заметив насмешливый взгляд собеседника, добавила: — Нет, действительно она очень красива.
— Но… Это ведь не испанцы?
— В Кито достаточно мужчин, способных ценить красоту.
Лючия подумала, не рассказать ли дону Карлосу про бал победы и триумфальный въезд Боливара в город, но решила повременить. Зачем лишний раз причинять боль еще не оправившемуся после ранения человеку и говорить ему, что он окружен только врагами, которые непременно возьмутся за него при первой же возможности? Похоже, что мудрая Жозефина придерживалась того же мнения и ничего не рассказывала дону Карлосу о том, что происходит в городе. Несмотря на явное улучшение, их пациент нуждался в полном покое, и дурная весть могла ухудшить состояние больного.
— Мне очень бы хотелось продолжить наш разговор, но, к сожалению, я должна покинуть вас. Вам нужно успокоиться и постараться заснуть — чем меньше сейчас вы будете разговаривать, тем лучше.
— Я буду очень стараться, — улыбнулся дон Карлос.
— Вот и правильно. И если вы будете выполнять эти рекомендации, то скоро станете на ноги. Поверьте мне, это правда. Вы очень сильный человек. Жозефина говорит, что очень удивлена силой духа, которая помогла вам не только выжить, но прийти в себя за столь короткий срок. У вас не только сильный дух, но и сильное тело. — Лючия покраснела. Еще никогда она не выражала своего восхищения кем-нибудь так явно. Однако ей хотелось лишний раз поддержать больного, ведь если поощрить его мужество, то это пойдет ему на пользу. Но говорить мужчине о теле…
— Могу ли я сказать вам, какое огромное чувство благодарности испытываю за все, что вы для меня сделали? Или подождем, когда мне станет лучше?
— Подождем, когда вам станет лучше. Может быть, тогда вы поймете, что это лишнее.
— Не говорите так. Я в неоплатном долгу перед вами.
Лицо Лючии залилось румянцем, она вскочила и направилась к дверям, на пороге оглянулась:
— Adios![1] — Она улыбнулась дону Карлосу и вышла.
По дороге назад она встретила Жозефину.
— Послушай, — взволнованно обратилась Лючия к служанке, — не вздумай рассказывать сеньору о прошедшем празднике. Ты ведь достаточно умна, чтобы понять, как это может повредить его здоровью.
— Вы читаете мои мысли, сеньорита. Если сеньор узнает, что генерал здесь… — Она остановилась, и Лючия закончила за нее:
— Ты совершенно права. Надеюсь, ты разговаривала с Педро об этом?
— Педро и так молчалив. Он оживляется только тогда, когда речь заходит о картофеле. О картофельном поле, которое никем не охраняется.
23 
