Последние отзывы

  86  

— Ну что ты, — говорит Эдисон и тянется, чтобы обнять меня.

— Прости, — говорю я, всхлипывая у него на плече. — Не знаю, почему я сейчас расклеилась.

— Все будет хорошо.

Я снова это чувствую: движение земли под ногами, перекройку моего скелета на фоне души. Всего секунда, и я понимаю, что впервые в нашей жизни Эдисон успокаивает меня, а не наоборот.

Когда-то я гадала, чувствует ли мать мгновение, когда ее ребенок становится взрослым. И какова природа этой перемены: клиническая, как начало полового созревания; или эмоциональная, как когда его сердце в первый раз бывает разбито; или, может, временная, как в тот миг, когда он говорит «Согласен»? Раньше я думала: может быть, это какая-то критическая масса жизненного опыта — окончание учебы, первая работа, первый ребенок — нарушает баланс? Понимаешь ли ты сразу, с чем имеешь дело, когда видишь это винное пятно внезапной взрослости, или же оно подкрадывается медленно, как старость в зеркале?

Теперь я знаю: взрослость — это линия, прочерченная на песке. В какой-то прекрасный миг оказывается, что твой ребенок стоит на другой стороне.

Я думала, он будет перемещаться. Думала, линия может изменяться.

И я никогда не думала, что какой-то мой поступок станет тем, что подтолкнет его на другую сторону.

Перед встречей с государственным защитником я долго не могу решить, что надеть. Двадцать пять лет я провела в медицинском халате, а моя лучшая одежда предназначена для церкви. Но почему-то платье в цветочек с кружевным воротником и каблуки-рюмочки кажутся мне не подходящими для деловой встречи. В глубине шкафа я нахожу синюю юбку, которую надевала на родительское собрание в школе Эдисона, и добавляю к ней полосатую блузку, купленную мне мамой на Рождество в «Толботс», на которой еще не обрезаны бирки. Я роюсь в своей коллекции сабо «Данско» — этих вечных спасителей медсестер — и нахожу пару туфель на небольших каблуках, они немного поношенные, но подходят лучше.

Я прибываю по указанному в письме адресу, и возникает ощущение, будто я попала не туда. На ресепшен никого. Да тут и нет никакого ресепшен. Сплошные кабинки и горы коробок, которые вместе образуют лабиринт, словно здешние работники — мыши и все это часть какого-то большого научного эксперимента. Я делаю несколько шагов внутрь и вдруг слышу свое имя.

— Рут, здравствуйте. Кеннеди Маккуорри.

Как будто я могла забыть ее. Я киваю и жму ей руку, потому что она ее мне протягивает. Я вообще не очень-то понимаю, почему она стала моим адвокатом. В суде она прямо сказала, что этого не будет.

Она начинает тараторить, да так, что я и слова не могу вставить. Но это не страшно, потому что я ужасно нервничаю. У меня нет денег, чтобы нанять частного адвоката, — по крайней мере, без того, чтобы ликвидировать все, что я откладывала на обучение Эдисона, а я скорее сяду в тюрьму на всю жизнь, чем позволю этому случиться. Однако то, что каждый в этой стране может иметь адвоката, вовсе не означает, что все адвокаты одинаковы. На телевидении людей, имеющих частных адвокатов, оправдывают, а те, кого защищают государственные адвокаты, делают вид, что нет никакой разницы.

Госпожа Маккуорри предлагает сходить пообедать, и я соглашаюсь, хотя нервы у меня слишком взвинчены, чтобы думать о еде. Я начинаю доставать кошелек, когда мы делаем заказ, но она вызывается заплатить за меня. Поначалу я ощетиниваюсь — с тех пор как я в детстве начала донашивать за Кристиной платья, мне не хочется быть объектом чьей-то благотворительности, — но потом одергиваю себя. Что, если она ведет себя так со всеми клиентами, просто чтобы наладить отношения? Что, если она пытается понравиться мне так же, как я хочу понравиться ей?

Когда мы с подносами садимся за столик, я по привычке произношу молитву. Я привыкла это делать, когда другие люди не молятся. Например, Корин, атеистка, постоянно шутит про Макаронного Монстра на небесах, когда слышит, как я молюсь, или видит мою склоненную над пакетом с обедом голову. Поэтому я ничуть не удивляюсь, когда, закончив, ловлю на себе изумленный взгляд госпожи Маккуорри.

— Значит, вы ходите в церковь, — говорит она.

— С этим могут быть проблемы? — Может быть, она знает что-то, чего не знаю я, например, что судьи менее благосклонны к верующим.

— Вовсе нет. Даже хорошо, что вы ходите в церковь, судьям это может понравиться.

Услышав это, я опускаю взгляд. Я настолько не нравлюсь людям, что она должна найти вещи, которые помогут склонить их в мою пользу?

  86