Последние отзывы

  70  

— Только в первый раз. — Хотя бы в этом я была твердо уверена и развила мысль, чтобы утешить мою госпожу: — Потом это должно доставлять удовольствие. Все приходит с опытом.

— Надеюсь, — сказала она. — Только этот хам не особенно усердствует. Он приходил всего на пять минут. — Катерина прерывисто всхлипнула и протянула ко мне руки.

Я исполнила то, ради чего была звана: обняла ее, откинула с потной шеи влажные волосы и принялась гладить ее по голове, шепча слова утешения.

Катерина окончательно выплакалась и мрачно произнесла:

— Я буду делать то, что должна. Но он мне отвратителен, и я ненавижу его за это. Я буду рожать от него детей, но только для себя.

На следующий день угрюмое настроение Катерины сменилось неудержимой веселостью, поскольку она руководила турниром, устроенным в ее честь. Как и отец, Катерина обожала помпезные церемонии, подчеркивавшие ее высокое положение. Пока ей не приходилось оставаться наедине с Джироламо, она была заразительно весела, и на то имелись причины. Пусть ее муж был скуп на ласки в постели, зато, когда дело касалось денег, его щедрость не знала границ. Любые капризы Катерины удовлетворялись немедленно. В ее приданое входил целый новый гардероб из самых модных нарядов, но Джироламо позволил ей заказать еще несколько платьев на свой вкус и новые украшения. Он также предоставил ей самой управлять домом, так что она могла решать любые вопросы, касающиеся прислуги или убранства палаццо. Первым делом графиня постановила, что я должна спать в ее постели, когда мужа нет рядом.

Следующую неделю Катерина веселилась от души, поскольку они с Джироламо получили приглашения в гости от всех знатных фамилий Рима и нескольких кардиналов. В большинстве случаев я сопровождала ее в качестве кузины и успела заметить, что тот Джироламо, какого видел свет, несколько отличался от того человека, которого знали жена и приближенные. Он подчеркивал свое положение, откровенно грубя всем вокруг и отпуская весьма сомнительные шутки в разнополой компании, искренне улыбался и смеялся только тогда, когда начиналась игра в кости или карты. Она поглощала его на долгие часы, и тогда мы с Катериной возвращались домой без него. К радости жены, он лишь изредка навещал ее в спальне.

Всего однажды в те дни мне довелось увидеть его человеческое лицо, когда медовый месяц молодых был прерван посещением восьмисотлетней базилики Санти-Апостоли, расположенной неподалеку от палаццо. Здесь к нам присоединились его святейшество и несколько кардиналов, в том числе и Родриго Борджа, каталонец с чувственным, вожделеющим взглядом.

Сикст, заметно опечаленный, пришел в простой красной шапочке и шелковом облачении того же цвета поверх белой льняной рясы. Мы терпеливо ждали, пока он поднимется по ступенькам к входу в базилику. Двое кардиналов поддерживали старика под мышки, чтобы втянуть массивное тело на лестницу и ввести Папу в церковь. Когда Сикст переступал порог святилища, пот ручьями струился из-под шапочки на лоб и серые щеки. Джироламо сейчас же подошел к отцу и с нехарактерной для него теплотой порывисто обнял старика.

Сикст раздражался, шатался из стороны в сторону, тогда как его сын старался, как уж мог, поддержать под руку тяжкое тело. Они прошли в боковой придел, где для его святейшества установили временный трон. Тот стоял перед надгробием из сияющего мрамора, пол под которым был усыпан мраморной крошкой, вылетевшей из-под долота скульптора.

Надгробный памятник высотой в четыре человеческих роста и шириной в два стоял на массивном прямоугольном постаменте, где было выбито имя усопшего, знаменитого молодого кардинала Пьетро Риарио, архиепископа Флоренции и «племянника» Сикста, погибшего в возрасте двадцати девяти лет. Сам монумент представлял собой похоронные дроги в натуральную величину, которые держали три крылатых серафима. На них лежал молодой человек с круглым, правильным лицом, приятнее, чем у Джироламо, но с похожим носом и разрезом глаз. Он был в облачении священника, с простой епископской митрой на голове, лицо его выглядело спокойным и умиротворенным. Позади скульптуры возвышалась мраморная стена с барельефом, изображающим Марию с младенцем Христом на руках. Слева от нее стоял на коленях скорбящий Джироламо, справа, в той же позе — гораздо более стройный и молодой Сикст. Рядом с Джироламо расположился святой Павел, возле Сикста — Петр.

  70