Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
54 
— Это не Мукузели. Рубите мне голову, это не Мукузели. Для него слишком хитро и умно…
— Вам виднее, — устало сказал Мазур и направился к выходу.
…Принцесса, похоже, до сих пор не могла опомниться, хотя все давно кончилось и за окном стоял ночной мрак. Она полулежала в кресле, прикрыв глаза, закинув на широкий мягкий подлокотник великолепные ноги. Время от времени протягивала руку к столику, ловко подхватывала звякающий льдинками высокий стакан и делала добрый глоток. Потом тихо сказала:
— В первый раз была на волосок от смерти…
— Привыкай, — усмехнулся Мазур, тоже блаженствовавший в мягком кресле со стаканом в руке. — Тебе еще политикой заниматься вовсю, так что не в последний раз…
Принцесса сверкнула на него глазами:
— Чурбан бесчувственный! Хоть бы утешить попробовал…
— По-моему, тебе это не нужно, — серьезно сказал Мазур. — Ты ведь не из тех, кого нужно гладить по головке и шептать на ушко всякие глупости, а? Не похожа на оранжерейный цветочек… За это и нравишься.
— Только за это? — сердито фыркнула Принцесса.
— Конечно, нет, — сказал Мазур. — Ты обворожительная.
Хорошо, что, произнося это, нисколечко не приходилось кривить душой. «Вот взять и подсунуть ей сейчас увесистый труд кого-нибудь из основоположников», — с ухмылочкой подумал он. Да нет, не стоит рисковать, она этим трудом в тебя и запустит…
— Плохо, что ты не знаешь французского, — протянула она, щурясь и отрешенно улыбаясь. — По-французски это звучало бы гораздо приятнее…
— Ну, кое-что я знаю, — сказал Мазур. — О, шери, ма шер пти…
— И все?
— Увы…
Открыв глаза, Принцесса разглядывала его долго и пытливо. Сказала с непонятной гримаской:
— Полное впечатление, что ты и в самом деле нисколечко не маешься эмоциями… Спокойный, как бегемот на солнышке…
— Привычка, — пожал плечами Мазур. — Никакой бравады — и в самом деле привычка. Тебя первый раз пытались убить, а сколько раз меня пытались пристукнуть, я и счет потерял. Понимаешь, со временем начинаешь относиться к этому философски. Главное, что все обошлось. Целый и невредимый… Вот и прекрасно. К чему тут эмоции и нервы тратить? Обошлось ведь…
— Это суперменство? — ехидно поинтересовалась она.
— Это привычка, — сказал Мазур без всякой рисовки. — Если уж все обошлось, к чему нервы тратить?
— Легко тебе говорить… Как представлю… — она зябко передернулась.
«Да нет, — подумал Мазур покровительственно. — Не представляешь толком, какая получилась бы картина. Потому что самое жуткое, что ты в жизни видела, — сбитая машиной собака…»
Она мечтательно протянула:
— Взять бы эту тварь Мукузели, подвесить за ноги к потолку, подойти с ножом и медленно…
— Думаешь, это он все устроил?
— А кому же еще? — сердито сказала Принцесса. — Сидит, скотина, как гиена в норе…
— А гиены разве в норах живут?
— Да нет, это я так, для пущей образности… Все равно, гиена — мелкая, подлая, трусливая… Я его знала чуточку в свое время. Руки вечно потные, глаза бегают, едва ему покажется, что ты на него не смотришь, начинает раздевать глазами, чуть-чуть и начнет слюни пускать… Ничтожество…
«Вот то-то и оно, — подумал Мазур. — Ну, определенно что-то не стыкуется! Очень уж многие, самые разные люди его характеризуют как форменное ничтожество, да и своим эмигрантским прозябанием он это доказал. Должен быть кто-то другой, умный, хитрый, коварный, способный на нестандартные ходы вроде сегодняшнего. Ведь чудом все обошлось, мог стоять и далеко…»
— Мне чертовски хочется… — начала было Принцесса. Мазур так и не узнал, что ей хочется, — бесшумной тенью на пороге возникла горничная и бесстрастно сообщила: — Госпожа, к вам полковник Мтанга…
— Немедленно! — ни секунды не промедлив, распорядилась Принцесса, повернулась к Мазуру; — Очень кстати, горю нетерпением послушать, чего он там добился…
Почти столь же бесшумно вошедший полковник учтиво поклонился Принцессе, но смотрел главным образом на Мазура.
— Я, собственно, искал вас, полковник…
— И вам, конечно же, донесли, где он… — протянулась с улыбочкой Принцесса.
— Служба, мадемуазель Натали, — невозмутимо ответил Мтанга. — Абсолютно непрестижная, порой презираемая, но необходимая…
— Господи, кто спорит? — она прищурилась. — Если у вас какие-то другие дела, я готова Сирила отпустить… но вот если речь идет о сегодняшнем, я бы тоже хотела послушать.
54 
