26 
Вообще-то, подумала Мелина, застегивая замочек, она бы очень хотела, чтобы их с Бингом окружало поменьше опасностей, но тогда ей не выпал бы случай надеть это ожерелье, которое так прекрасно подчеркивало ее нежную кожу. С другой стороны, оценит ли Бинг ее вид? Он был так сосредоточен на своей цели, на поисках ребенка, что, наверное, не заметил бы, даже если бы она облачилась в мешок из-под картошки.
А еще она не могла забыть той вспышки гнева, когда она днем расспрашивала его о прошлом. Тогда, дав выход эмоциям, Бинг замолчал, и Мелина, тоже в тишине, смотрела в окно, чувствуя, как пылают ее щеки — и от тона Бинга, и от собственного неуместного любопытства.
Минуты через три Бинг нарушил молчание.
— Прости меня, — сказал он своим обычным негромким голосом. А потом продолжил разговаривать о самых тривиальных вещах, и Мелина с облегчением поняла, что его гнев утих и он пытается вернуть их отношения в прежнее дружеское русло.
Тем не менее Мелина усвоила урок. Бинг не собирался посвящать ее в свои личные дела, и она даже рассердилась, что сама была так откровенна с ним раньше: во время долгого перегона из Танжера в Фес Мелина поделилась с Бингом воспоминаниями, рассказав ему о своей одинокой жизни в Лондоне и о том, как после смерти отца она мечтала отправиться куда-то подальше, навстречу приключениям.
«Наверное, я утомила его своими разговорами», — решила она теперь. И однако, даже чувство неловкости оттого, что она была излишне эмоциональна и доверчива, не могло загасить огонек предвкушения в ожидании сегодняшнего вечера. Мелина слишком редко бывала на больших приемах, да что там говорить — она в принципе редко бывала на вечеринках, да и те не стоили упоминания. Практически каждый день у нее проходил за работой, а потом за чтением, пока не наступала пора ложиться спать. Иногда Мелина устраивала себе праздник и обедала в каком-нибудь недорогом ресторанчике, чтобы просто побыть среди людей. Друзей в Лондоне у нее было немного, да и те в основном ровесники отца, так что они не горели желанием тесно общаться с юной девушкой, которая на их собственном фоне казалась излишне легкомысленной.
Как ни странно, Мелина даже в конторе ни с кем не сблизилась, тем более что там работали почти сплошь мужчины старше тридцати лет. Двое или трое из тех, что помоложе, делали попытки пригласить Мелину на свидание, но они были женаты, и она настолько решительно отказывала им, что на вторую попытку уже никто не отваживался.
Но сегодня… сегодня, несмотря ни на что, она собирается получить от вечера все возможное удовольствие.
Мелина взглянула на себя в зеркало и прошептала:
— Когда я вернусь в Лондон, мне будет что вспомнить. Я побываю в одном из самых красивых домов в Марокко и буду гостьей, пусть и незваной, одного из самых влиятельных и опасных людей в стране.
Все это ужасно походило на киносюжет, не хватало только любовной линии, и Мелина не собиралась упустить свой шанс, если таковой появится.
С искрящимися от предвкушения глазами она открыла дверь между комнатами и ждала реакции Бинга.
Он в этот момент заканчивал причесываться на американский манер. Учитывая, что волосы у него теперь были темными, узнать его стало практически невозможно.
Наконец Бинг отложил щетку и взглянул на Мелину.
— О, ты выглядишь сногсшибательно! — воскликнул он, подражая американской грубоватой восторженности, и Мелина рассмеялась.
— А про тебя я могу сказать, что ты вылитый американец, Бинг, — ответила она.
Ее спутник облачился в белый смокинг с подбитыми плечами, который не оставлял ни малейшего сомнения, что сшили его в Штатах. Потом он положил платок в нагрудный карман и прихватил немного мелочи из ящика, а Мелина заметила, что стол и стулья посреди комнаты завалены бумагами. Она вопросительно приподняла брови, и Бинг прошептал в ответ, явно опасаясь подслушивания:
— Это мои документы. Они об американской фондовой бирже. Правда, я ни черта в них не смыслю — и надеюсь, не смыслит тот, кто решит в них покопаться.
— Важна каждая мелочь, — подвела итог Мелина очень серьезно, хотя и чуточку поддразнивая Бинга.
— Когда-нибудь я объясню тебе, как одна деталь может превратить победу в поражение, — ответил он. — Он поправил узкий галстук, надел на безымянный палец тяжелое золотое кольцо и протянул руку Мелине. — Что скажешь? — поинтересовался он. — Двадцать карат, куплено у лучшего ювелира на Пятой авеню. А ты сама ничего не забыла?
26 
