очень нудно 
182 
— Ты… ты не сделал ему ничего плохого? — спросила она.
— Он умирал. — Доусону казалось, что такого ответа будет достаточно, но Амелия продолжала смотреть на него, словно знала: ему необходимо выговориться, выразить свои чувства и мысли, чтобы не оставлять никакой неопределенности, двусмысленности.
— Сначала я был уверен, что, когда я его отыщу, мне захочется убить его за все, что он натворил. Мне хотелось отомстить Джереми за то зло, которое он причинил людям, и в первую очередь — тебе и мальчикам. Я ненавидел его всей душой, и мне казалось — когда я его увижу, мне будет невероятно трудно сохранить профессиональное хладнокровие и не наброситься на него. Но вот я его увидел и понял, что передо мной сломленный человек. Да, он был сломлен, и я… мне стало его почти жалко, потому что в каком-то смысле Джереми тоже был жертвой своего отца, его сумасшедших идей, его амбиций и его самолюбия. Останься он в семье Вессонов, и, очень может быть, Джереми пошел бы иным путем, стал совершенно другим человеком, но Карл не дал ему такой возможности. Он не оставил сыну ни единого шанса на нормальную, счастливую жизнь. Вместо этого он сделал его своим орудием, своей вещью, которую он использовал в своих целях и которую выбросил, когда она больше не могла приносить ему пользу. Карл Уингерт — вот кто во всем виноват. Он настоящее чудовище, и я намерен сказать это ему в лицо.
Амелия невольно вздрогнула.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что сказал. Я должен встретиться с ним и поговорить.
— Ты хочешь сказать — когда его поймают?
Доусон порывисто поднялся и, шагнув к окну, стал смотреть в сгустившиеся сумерки.
— Я все время спрашиваю себя, — проговорил он задумчиво, — куда мог спрятаться этот трусливый ублюдок после того, как он бросил своего собственного сына умирать?
Амелия тоже поднялась с кресла и подошла к нему сзади, но Доусон не обернулся.
— Надеюсь, ты не собираешься его разыскивать?
Он пожал плечами:
— Честно говоря, с моей стороны было бы глупо рассчитывать, что мне снова повезет.
— Повезет?! — Амелия взяла его за плечи и развернула лицом к себе. — Повезет?!. — повторила она. — Как ты можешь называть везением встречу с этим ужасным человеком? Ведь это как минимум очень опасно и может стоить тебе жизни!
Доусон не ответил. Он задумчиво покусывал нижнюю губу, словно подбирая слова для ответа, и молчал.
— Почему, Доусон?.. — снова спросила Амелия.
— Потому что я слишком долго оставался никчемным, бесполезным, бессильным, — ответил он неожиданно резко и зло. — Я слишком долго оставался психом, который при каждом громком звуке готов бежать на поиски блиндажа или траншеи, чтобы укрыться от обстрела, и который не в состоянии проспать ночь без таблеток и виски. Мне надоело просыпаться в поту от собственного крика, а потом до рассвета лежать без сна, боясь возвращения кошмаров. Это должно прекратиться… так или иначе, но прекратиться.
— Ты хочешь проверить свою храбрость?
Доусон чуть заметно усмехнулся:
— Можно сказать и так.
Амелия решительно вздернула подбородок.
— Дерьмо!
— Что-что? — удивленно переспросил Доусон.
— Дерьмо, — отчетливо повторила она. — Все, что ты тут наговорил, — просто дерьмо собачье. Тебе не нужно доказывать свою храбрость и мужество — в том числе и себе самому. Когда ранили Хедли, ты действовал быстро и решительно и спас меня. Если бы не ты, сейчас я тоже была бы тяжело ранена или мертва. Услышав выстрел, ты вовсе не бросился на поиски укрытия. Ты… ты взял события под свой контроль и развернул ситуацию так, как было нужно тебе. Ты укрыл меня от пуль своим телом и определил направление, откуда был произведен выстрел. Потом ты бросился на помощь Хедли. Возможно, ты этого не помнишь, зато я отлично помню, как ты отдавал приказы сбежавшимся со всех сторон полицейским, а они слушались тебя, потому что это были правильные приказы. Я бы даже сказала — единственно правильные.
Короче говоря, Доусон, не надо вешать мне лапшу на уши и уверять, будто ты идешь убивать дракона с единственной целью — заслужить оловянную медаль, Пулитцеровскую премию или прославиться еще каким-то способом. Я ни за что в это не поверю.
— А что, если так и есть?
— Разве Пулитцеровская премия дороже твоей жизни?
Доусон нервно и быстро провел рукой по волосам, отводя их назад.
182 
