очень нудно 
100 
Пока Итан спал днём, она выработала привычку ежедневно прогуливаться по парадным садам поместья. Летние цветники поддерживались в прекрасном состоянии, но намеренно имели слегка неаккуратный вид, что придавало небрежное очарование контрастирующему строгому дизайну садов.
Здесь даже размышлять было проще. Будто идеи приходили более глубокомысленные. Вот почему, подумалось ей однажды на прогулке, Хэвлок советовал отправиться в отпуск.
Проходя мимо бронзового фонтана в виде резвящихся херувимов и клумбы хризантем с кудрявыми белыми лепестками, она вспомнила, что ещё говорил Хэвлок по этому случаю:
– Наше существование, даже интеллект, держится на любви, без неё мы были бы не более, чем неодушевлёнными предметами.
Она последовала обоим его советам: уехала в отпуск, хотя, конечно, начиналась поездка по-другому, и влюбилась.
Каким же необычным образом всё складывалось. Гарретт провела большую часть жизни, убегая от вины за смерть матери, никогда не замедляясь настолько, чтобы заметить или придать значение тому, что она может упустить. И уж никак Гарретт не рассчитывала на любовь. Она расцвела таинственным образом, укоренившись, словно дикие фиалки, растущие в трещинах городской мостовой.
Хэвлок, вероятно, предупредил бы, что она знает Итана слишком мало, и не может быть уверена в нём или в подлинности своих собственных чувств. Большинство людей сказали бы, что всё случилось чересчур быстро. Но кое в чём Гарретт не сомневалась. Она знала, что Итан принимает её недостатки так же беспрекословно, как и она его: причём, если со своими собственными они примириться не могли, то с лёгкостью закрывали глаза на изъяны друг друга. И ещё Гарретт знала, что он любит её без всяких условий. Они оказались каждый на своём жизненном перепутье, и сейчас у них появился шанс вместе отправиться новой дорогой, если хватит смелости им воспользоваться.
На обратном пути к дому Гарретт свернула на извилистую тропинку, ведущую к огородам и птичнику. Вместо стандартного сарая и прилегающего к нему загона, обнесённого решёткой, куры в Приорате Эверсби жили во дворце. Центральное строение из кирпича и дерева было увенчано шиферной крышей и ажурными парапетами, а фасад украшала белая колоннада. От главного здания тянулись два полукруглых крыла, они обхватывали мощёный двор и небольшой пруд для птиц.
Гарретт обошла сооружение и оказалась позади птичника, где обнесённые проволокой загоны располагались рядом с фруктовыми деревьями. У одного из угловых столбов стоял пожилой садовник и что-то говорил молодому человеку, который сидел на корточках и чинил ограждение.
Он обладал мощным телосложением и находился в хорошей физической форме, его руки ловко соединяли сломанную проволоку при помощи пары плоскогубцев. Ещё до того, как Гарретт увидела лицо мужчины под потрёпанной шляпой, она узнала в нём Уэста Рэвенела по низкому звучному голосу.
– Боже, помоги, понятия не имею, что им ещё нужно, – уныло сказал он. – Попробуйте убрать их из холодного парника и перенести обратно в теплицу.
Раздражённый садовник что-то неразборчиво ответил.
– Орхидеи, – проворчал Уэст будто слово было ругательным. – Сделайте всё, что в ваших силах. Я возьму вину на себя.
Пожилой мужчина кивнул и, шаркая ногами, побрёл прочь.
Заметив Гарретт, Уэст встал и почтительно коснулся полей шляпы, всё ещё держа в руках плоскогубцы. Одетый в рабочие брюки и мятую рубашку с закатанными рукавами, он был больше похож на образцового землевладельца, чем на потомственного джентльмена.
– Добрый день, доктор.
Гарретт улыбнулась. Несмотря на то, что Уэст своевольно подсыпал ей в чай валериану, она неохотно признала, что у него были благие намерения. Теперь, когда Итан быстро шёл на поправку, она решила простить наглеца.
– Добрый день, мистер Рэвенел. Пожалуйста, не позволяйте мне прерывать вашу работу, я просто хотела взглянуть на птичник. Он довольно впечатляющий.
Уэст наклонил голову, чтобы рукавом рубашки промокнуть выступивший на лице пот.
– Когда мы только поселились в Приорате Эверсби, птичник находился в гораздо лучшем состоянии, чем особняк. Приоритеты здесь явно расставлены в пользу курицы, а не человека.
– Могу я поинтересоваться, для чего здесь павильоны?
– Для того, чтобы птицы там вили гнёзда.
– Сколько... – начала Гарретт, но испуганно замолчала, когда рядом разыгралась жуткая суматоха: два больших гуся мчались ей навстречу с распростёртыми крыльями, они шипели и гудели, издавая оглушительные свистящие звуки. Несмотря на то, что агрессивно настроенные птицы находились по одну сторону ограждения, а она - по другую, инстинкт самосохранения заставил её отпрыгнуть назад.
100 
