очень нудно 
96 
Уэст мгновенно отдёрнул руку, а его взгляд упал на столовый прибор в руке Итана.
– Это ложка.
– Я в курсе.
Уголок рта Уэста дёрнулся, но он отступил на пару шагов.
– Где Гарретт? – спросил Итан.
– После операции, поездки в Гэмпшир и тридцати шести часов бдения над тобой, ей пришлось немного отдохнуть. Температура спала ночью, что, несомненно, станет для неё приятной новостью, когда она проснётся. Тем временем, о тебе заботился я. – Уэст сделал паузу. – И мне больше нравилось, когда ты был без сознания.
Итан испытал прилив унижения, когда понял, что этот человек присматривал за ним во время его бредовых галлюцинаций. Боже... сон об отце... родительская ласка, которой ему так не доставало в мужчине, вырастившего его, как собственного сына. И ведь его кто-то держал за руку, ему это показалось, или...
– Расслабься, – спокойно сказал Уэст, хотя его глаза искрились весельем. – Мы же семья.
Он впервые обратился к Итану, как к члену семьи Рэвенелов. Итан настороженно посмотрел на него, отказываясь отвечать.
– На самом деле, – продолжил Уэст, – теперь, когда в твоих жилах течёт моя кровь, мы практически братья.
Итан озадаченно покачал головой.
– После переливания, – объяснил Уэст. – Ты получил десять унций, видимо, довольно приличной крови Рэвенелов урожая сорок девятого года, раз она вернула тебя к жизни, после остановки сердца. – Он усмехнулся, увидев выражение лица Итана. – Не падай духом, теперь у тебя может развиться чувство юмора.
Но пристальный взгляд Итана не выражал ни испуга, ни обиды... только изумление. Про переливание он знал только то, что после выживали немногие. И этот надменный осёл, Уэст Рэвенел, ради него добровольно прошёл через массу неприятностей, рисков и неудобств. Он не только пожертвовал свою собственную кровь, но и принял Итана в Приорате Эверсби, ухаживал за ним, полностью осознавая всю опасность.
Когда Итан посмотрел в голубые глаза, так похожие на его собственные, он заметил, что Уэст ожидал злого, неблагодарного ответа.
– Спасибо, – просто сказал Итан.
Уэст удивлённо моргнул и повнимательнее присмотрелся к Итану, словно желая убедиться в его искренности.
– Пожалуйста, – также просто ответил он. После неловкого, но не враждебного молчания Уэст продолжил: – Если хочешь, я постараюсь придать тебе приличный вид, до того, как тебя увидит доктор Гибсон. Перед тем, как откажешься, ты должен знать, что твоя борода напоминает проволочную щётку, а пахнешь ты, как ангорская коза, и я знаю, о чём говорю. Если предпочитаешь, чтобы кто-то другой, привёл тебя в божеский вид, полагаю, я могу обеззаразить своего камердинера. Хотя не уверен, что он стойко перенесёт процедуру.
Гарретт очнулась от тяжёлого оцепенения. Ещё до того, как её мозг заработал, тело ощутило надвигающуюся катастрофу.
Полноценное, солнечное утро настойчиво рвалось в закрытые ставнями окна, просачиваясь по краям створок и между рейками. Гарретт тупо уставилась на белую пустоту гипсового потолка.
К этому времени естественное течение лихорадки Итана подошло к своему логическому завершению.
Расширенные зрачки не станут реагировать на свет. Температура тела уже должна была упасть до температуры окружающей среды. Гарретт могла не выпускать из рук его тело, но до души ей уже не достучаться.
Она никогда не простит Уэста Рэвенела за то, что он лишил её последних минут жизни Итана.
Двигаясь как старуха, она вылезла из постели. Все мышцы и суставы ломило. Каждый дюйм кожи болел. Гарретт прошла в туалетную комнату, чтобы не торопясь воспользоваться удобствами и умыться. В спешке не было необходимости.
На кресле лежал незнакомый ей зелёный халат в цветочек, а на полу стояли тапочки. Она смутно припоминала, как две горничные помогли ей переодеться в ночную рубашку и распустить волосы. Её одежды нигде не было видно, и на комоде не лежало даже шпилек. Она запахнула халат спереди и затянула на талии шнурок. Тапочки оказались слишком маленького размера.
Выйдя босиком из комнаты, она побрела навстречу ожидающей её пучине горя. Гарретт дойдёт до края и сиганёт в бездонную пропасть. Итан пронёсся по её жизни и исчез прежде, чем она в полной мере успела оценить все те качества, по которым станет горевать.
Солнечный свет проникал в окна и струился по полу. Гарретт содрогнулась от шума, который создавали слуги, занятые своими привычными обязанностями. Теперь она понимала, почему во время траура люди уединялись дома: любая активность раздражала.
96 
