108 
– Слухи ходят, – тихо признался Питер.
– Расскажи о чём.
Тем временем, они спустились к подножью лестницы.
– Я... – Лакей опустил взгляд и неуютно переступил с ноги на ногу. – Мне не следует этого делать, сэр. Но, если позволите, могу я вам кое-что показать...
Итан заинтриговано проследовал с ним по длинному коридору, который переходил в узкую прямоугольную галерею. От пола до потолка стены были увешаны картинами в рамах. Лакей медленно провёл его мимо ряда портретов предков Рэвенелов в одеждах тех времён. Некоторые из них были изображены в полный рост и обрамлены в массивный золотой багет в семь футов высотой.
Они остановились перед впечатляющим портретом темноволосого голубоглазого мужчины, запечатлённого во властной позе в натуральную величину. Он был одет в поразительный длинный синий парчовый халат с золотым поясом. Полотно излучало власть и высокомерие. В длиннопалой руке, упирающейся в худощавое бедро, и в холодном оценивающем, таинственном взгляде просматривался обескураживающий намёк на чувственность. В линии рта присутствовало что-то безжалостное.
Зрелище завораживало и вызывало неприязнь, Итан инстинктивно отшатнулся назад. Он заметил сходство с самим собой, и его душа взбунтовалась. Сумев оторвать взгляд от картины, он сосредоточил внимание на потёртом персидском ковре.
– Это мастер Эдмунд, – послышался голос лакея. – Я начал работать в Приорате Эверсби уже после того, как его светлость скончался, и поэтому никогда с ним не встречался. Но некоторые из слуг более старшего поколения видели, когда вас привезли... они узнали. Они поняли, кто вы. И были очень тронуты, сэр, сказали, что мы должны делать для вас всё возможное. Потому что вы являетесь последним живым представителем истинной династии, понимаете.
Итан ничего не ответил и лакей услужливо продолжил:
– Родоначальником фамилии был сам Брэнок Рэвенел, он являлся одним из двенадцати паладинов Карла Великого. Выдающийся воин, первый Рэвенел. Даже несмотря на то, что француз.
Рот Итана дрогнул, вопреки разыгравшемуся внутри смятению.
– Благодарю, Питер. Я бы хотел остаться один на несколько минут.
– Да, сэр.
После ухода лакея Итан облокотился спиной о противоположную стену. Он устремил задумчивый взгляд на портрет, а в голове творился полный сумбур.
Почему Эдмунд предпочёл запечатлеть себя для потомков в таком вольном наряде? Жест походил на презрение, будто он не сподобился одеться для своего собственного портрета. Роскошный халат имел богатую вышивку, его мог бы носить принц эпохи Возрождения. Портрет передавал впечатляющую самоуверенность человека, который не сомневался в своём превосходстве, независимо от того, что на нём надето.
Пока Итан пристально разглядывал блистательную фигуру на картине, на него нахлынули воспоминания.
– Ах, мама, – неровно прошептал он. – Тебе не следовало с ним связываться.
Как его мать могла подумать, что из этого выйдет что-то хорошее? Видимо, она была охвачена благоговением. Её опьянила идея, что она желанна человеком высокого положения. И какой-то уголок сердца всегда принадлежал ему, человеку, который относился к ней как к вещи: попользовался и выбросил.
Итан закрыл глаза. Они повлажнели, и их защипало.
Тишину нарушил непринуждённый мужской голос:
– Уже на ногах, как я погляжу. Рад, что тебе смогли подыскать вещи.
Итан застыл, в ужасе от того, что в такой напряжённый момент его застал врасплох Уэст Рэвенел. Он бросил на него затуманенный взгляд и заставил себя сосредоточиться на разговоре. Что-то по поводу одежды. Дворецкий и камердинер Уэста принесли вещи разных размеров из шкафа и сундуков Рэвенела на выбор. Некоторые были дорогими, с идеальным покроем и пуговицами из золота или декоративных камней, таких как агат или яшма, но для Итана оказались слишком просторными.
– Ага, – пробормотал Итан. – Спасибо. – Он быстро провёл рукавом пиджака по глазам и сказал первое, что пришло в голову: – Ты раньше был толстый.
Уэста это предположение скорее позабавило, чем обидело.
– Я предпочитаю выражение "приятно упитанный". Я был лондонским повесой, а, к твоему сведению, все настоящие повесы толстые. Мы проводим всё время в помещении, выпиваем и едим. А единственной физической нагрузкой является переспать с согласной девицей. Или с двумя. – Он вздохнул с ностальгией. – Боже. Иногда я скучаю по тем временам. К счастью, я могу всегда сесть на поезд до Лондона, когда возникнет необходимость.
108 
