очень нудно 
72 
Они лежали в клубке сплетённых тел, дремля и лаская друг друга, пока ночь постепенно переходила в резкий белый рассвет. При первом намёке на приближающееся утро Итан потянулся и сел, опустив ноги на пол.
Гарретт поднялась на колени и обняла Итана сзади, прижавшись грудью к его спине. "Не уходи", – хотелось ей умолять, но вместо этого тихо проговорила:
– Приходи ко мне, как только сможешь.
Итан долго молчал.
– Я попытаюсь, acushla.
– Если всё пойдёт не по плану... если тебе придётся куда-нибудь уехать... пообещай, что возьмёшь меня с собой.
Итан повернулся к ней лицом.
– Любимая... – Он слабо покачал головой. – Я бы не поступил так с тобой. У тебя здесь всё...Твоя семья и друзья, твои пациенты, твоя практика. Если ты всё бросишь, это разрушит твою жизнь.
– Мою жизнь разрушит отсутствие тебя в ней. – Как только слова слетели с её губ, Гарретт поняла, что это правда. – Я могу быть врачом где угодно. У меня есть небольшие сбережения. Как только мы где-нибудь осядем, я смогу зарабатывать достаточно, чтобы обеспечить нас, пока ты не найдёшь подходящую работу. Мы справимся. Боюсь, нам придётся взять моего отца, но...
– Гарретт. – Лицо Итана сменяла быстрая череда эмоций, губы расплылись в странной улыбке. Обхватив её голову руками, он запечатлел на губах Гарретт быстрый, крепкий поцелуй. – Тебе не придётся меня содержать. У меня достаточно... ладно, неважно. До этого дело не дойдёт. – Он прижал её голову к груди и, слегка укачивая, поцеловал в волосы. – Я приду к тебе, если смогу. Клянусь тебе.
С облегчением закрыв глаза, Гарретт обняла его.
Следующим вечером Итан шёл по тротуару моста Блэкфрайерс, который соединял два самых низких берега Темзы, словно стягивающий ремень для багажа. Пять кованых пролётов на огромных красно-гранитных речных опорах поддерживали крутой уклон моста. Независимо от того, в каком направлении прибывали транспортные средства или пешеходы, нужно было долго тащиться в гору, чтобы добраться на другую сторону.
Несмотря на то, что солнце садилось, вокруг по-прежнему гремели и свистели заводы, шумели доки и, пронизывая до костей, дребезжал близлежащий железнодорожный мост.
Итан двигался мимо ряда выдающихся ниш в форме кафедры проповедника, в которых спали бродяги, укрытые рваными газетами. Никто из них не пошевелился и не издал ни звука, пока он проходил мимо. Найдя место, где можно было встать у перил, Итан продолжил есть свой ужин, купленный в рыбном магазине в районе Саутуарк. За пенни посетитель мог перекусить так же сытно, как любой богатый щёголь в Лондоне, в меню входило: филе свежей пикши или трески в панировке, обжаренное на углях костра в котле с кипящим жиром. Внутри рыба оставалась твёрдой и белой, а с внешней стороны формировалась корочка тёмно-коричневого цвета, филе было завёрнуто в пергамент вместе с горячей долькой лимона и несколькими веточками петрушки, зажаренных до состояния солёных хрустящих прутиков.
Прислонившись к изогнутым перилам, Итан медленно ел и обдумывал своё положение. Он продолжал передвигаться в течение дня, незаметно блуждая среди дворников и мусорщиков, людей-сэндвичей, носящих двусторонние рекламные щиты, сапожников, коневодов, продавцов пирогов и карманников. Он устал до смерти, но чувствовал себя в большей безопасности на улицах, чем запертым в стенах своей квартиры.
Скомкав кусок пергамента, Итан перебросил его через перила моста и пронаблюдал, как шарик летит с высоты более, чем сорок футов, и ударяется о грязную чёрную воду. Несмотря на постоянные попытки, в виде ужесточения законодательства, постройки новых канализационных линий и насосных станций по сокращению выбросов вредных веществ в Темзу, уровень кислорода в воде был слишком низким, чтобы в ней водилась рыба или водные млекопитающие.
Маленький шарик медленно исчез в мутной реке.
Взгляд Итана устремился на купол Собора Святого Павла, самого высокого сооружения в Лондоне. Над ним светилась молочно-белая косматая пелена облаков, в нескольких местах её пронзали вспышки розового и оранжевого цветов, словно вены, пульсирующие светом.
Итан подумал о Гарретт, как делал всегда в тихие минуты. В это время суток она обычно была уже дома. Недалеко отсюда, чуть меньше трёх миль. Какая-то часть его сознания всегда вычисляла её вероятное местоположение, расстояние между ними. Мысль о ней успокаивала и поднимала настроение, как ничто другое, заставляла его ощущать себя человеком.
72 
