очень нудно 
40 
— Я не люблю Питера и не хочу выходить за него. Но почему тебя так волнует мой брак? Почему ты так злишься? И не говори, что это не так. Ведь мы с тобой сегодня видимся в последний раз и больше никогда не встретимся!
Он хмуро смотрел на нее.
— Я не… сержусь. Просто хочу поговорить о Синклере.
— А я — нет! Я хочу говорить о нас, об этой последней ночи и о том, что хочу заниматься с тобой любовью, и прямо сейчас!
На его лице отразился такой ужас, что она поспешно прошептала:
— Я не прошу о любви.
— Но ты должна выйти за него! Этот брак со всех сторон хорош. Проклятье! Титул, земля, состояние. И ты не должна говорить так, ты поняла?
— Но почему? Потому, что ты испытываешь громадное искушение и боишься потерять над собой контроль и наброситься на меня? Я уже сказала — я тебя не боюсь. Возьми меня, Шон. Пусть это будет всего один раз, я запомню его навсегда.
Он смотрел на нее, как будто отказываясь верить в услышанное.
В наступившей тишине было слышно лишь тиканье настенных часов. Прошли минуты. Наконец она с мольбой протянула к нему руку. Он вздрогнул, но не уклонился. Затаив дыхание, погладила его огрубевшую щеку.
Он дрожал всем телом, и она видела, как в нем идет мучительная борьба. Потом густые ресницы опустились, он закрыл глаза и отдался ласке.
В дверь постучали.
Глаза Шона в испуге распахнулись.
— Леди Элеонора? — Это был голос служанки.
Он побледнел.
— Служанка?
— Я отошлю ее прочь. — Она схватила его руку и не отпускала, испугавшись вдруг, что он сбежит.
А он сразу вспомнил, что в любой момент в доме могут появиться солдаты. Потом кивнул:
— Открой. — Его глаза утратили блеск, потухли и стали настороженными. Он бесшумно исчез за оконной драпировкой.
Снова раздался стук.
— Леди Элеонора?
Она стояла посреди комнаты в растерянности. Еще немного, и их застали бы в кровати. Но сама дрожала от волнения и молилась про себя, чтобы только он не ушел. Она открыла дверь и впустила Летти.
— Что случилось, миледи? Вы так долго не открывали.
Она знала Элеонору с детства и поэтому могла позволить себе даже ворчать на нее.
— Я заснула, — солгала она, бросив взгляд на штору. Она ощущала его присутствие. Он здесь, он не собирается убегать от нее.
— Я помогу вам переодеться, миледи. — Служанка открыла ящик комода и достала оттуда ночную рубашку из тончайшего хлопка, отделанную кружевом.
Элеонора хотела сказать, что переоденется сама, позже. Но не могла придумать подходящего объяснения, чтобы отказаться от услуг Летти, которые та оказывала госпоже каждую ночь. Шон стоял в нескольких шагах, ему прекрасно видно происходящее.
Ей придется раздеваться перед ним. Что ж, она все равно решила, что сегодня станет ему принадлежать. Вместе с решительностью вернулось волнение и предчувствие, что скоро они останутся наедине. Он уже не уйдет, потому что теперь ему не устоять, зрелище еще больше возбудит его. Она чувствовала, что дрожит от нетерпения, какое будет счастье — оказаться в его объятиях. Все тело наливалось сладкой истомой…
Служанка разложила тонкую ночную рубашку на постели, как делала всегда, и начала расстегивать пуговицы на спине на платье Элеоноры. Потом помогла снять его через голову и приступила к развязыванию шнурков корсета. Корсет последовал за платьем. Летти наклонилась, чтобы снять с нее чулки и туфли, а Элеонора сидела с горящим взором и пылающими щеками, чувствуя на себе его взгляд, ей и самой не верилось, что она пошла на это. Дрожь не утихала, сердце билось часто-часто, в комнате царило напряжение, она ощущала его нетерпение.
Когда были сняты чулки и туфли, Элеонора заколебалась — надо было отослать Летти, пока та не заметила ее дрожь и волнение. Она знала, что любовь Шона не будет похожа на нежные поцелуи Питера. Она была в этом уверена, но страха не было, она любит его даже таким, каким он стал. Даже такого чужого и непонятного. И ни за что не откажется от него. Короткая рубашка тоже была снята. Летти стала убирать на место одежду, а Элеонора могла думать только о том, что через несколько мгновений она ощутит его поцелуи на своей коже, обнаженном теле.
Летти помогла ей надеть через голову ночную рубашку с глубоким вырезом на груди, без рукавов, потом освободила ее волосы от заколок и распустила пряди по плечам. Хотела заплести их на ночь в косы, но Элеонора остановила ее:
40 
