очень нудно 
145 
бедрами…
Почему же пробуждение никак не приходит? Почему он по-прежнему в этой мерзкой комнате с распростершейся под ним на кровати голой, истерически всхлипывающей Верой? А на полу в нелепой позе лежит его отец, и кровь хлещет из того, что раньше называлось человеческим лицом.
Если бы он вошел в номер минутой раньше. Если бы он успел вовремя остановить ее. Но зачем? Паоло мертв. Разве не этого ждал он уже долгое время?
Он встал с кровати, так и не выпустив из руки оружия. Вера каталась по постели, задыхаясь в рыданиях.
Угрюмо Джино смотрел на мертвое тело человека, бывшего когда-то его отцом. Ему хотелось вспомнить что-нибудь хорошее о нем. Но ничего хорошего память не удержала. Склонившись над телом, он попытался определить, не бьется ли сердце. Оно не билось. Другого Джино и не ждал.
— Зачем ты это сделал? — прокричала вдруг Вера, садясь на кровати. — Для чего ты это сделал, Джино?
— Успокойся, — мягко сказал он, думая о том, как бы вытащить ее из этой истории. — Я ничего и не делал.
— Да-да, — прошептала Вера, — ты сделал это. Ты убил его. Это все ты виноват! — Она вновь перешла на крик. — Ты сделал это, Джино! Ты!
С ней снова началась истерика.
Глядя в потолок, Джино размышлял о том, что он должен сейчас предпринять.
Бракосочетание Маргарет О'Шонесси и Майкла Флэннери состоялось накануне Нового года. В качестве подарка он преподнес ей кольцо — дешевую подделку под изумруд — и ключ от номера в отеле.
— Я раздобыл для нас комнату, как и обещал! — в волнении воскликнул он.
Раскрасневшиеся от выпитого в честь знаменательного события пива, они поспешили в свое гнездышко.
Отель произвел на Маргарет довольно тягостное впечатление, однако когда Майкл начал ласково и нежно раздевать ее в номере, она расслабилась.
— У нас впереди целая ночь, — сказал он. — И если первый раз тебе не понравится, мы будем пробовать еще, еще и еще.
Но первый раз ей понравился. И все-таки они повторяли его еще, еще и еще. До тех пор, когда сил хватило лишь на то, чтобы лежа без движения негромко переговариваться, строя планы на будущее.
Где-то в половине четвертого утра они заснули.
А через пятнадцать минут в соседней комнате вспыхнула, по-видимому, ссора. Шум стоял ужасный. Маргарет проснулась немедленно. Она ясно слышала два раздраженных голоса, мужской и женский. О чем они говорили, разобрать было невозможно, хотя время от времени слова слышались совершенно отчетливо.
— Сука… грязная тварь… терпеть тебя нет сил…
Потом наступило короткое затишье. Маргарет подумала, что пара за стеной наконец успокоилась. Но не тут-то было. Послышался громкий мужской голос.
— Я выбью из тебя всю эту дурь, сука!
За этим заявлением последовали отвратительные звуки хлестких ударов.
Сидевшая на кровати Маргарет окаменела. Майкл мирно храпел во сне.
Ей захотелось разбудить его. Доносившиеся из соседнего номера звуки пугали ее — это были крики и стоны женщины, которую бесчеловечно избивают.
Она осторожно толкнула Майкла в бок. Тот не пошевелился. Тогда она вновь забралась под простыни, пытаясь подушкой отгородить себя от внешнего мира.
Ничего не получалось. Женские крики становились все громче, ссора, видимо, переходила в примитивное избиение.
Маргарет вновь уселась в постели, твердо решив во что бы то ни стало разбудить своего мужа. К тому времени, когда ей кое-как удалось это сделать, она почувствовала легкую злость.
— Меня могли бы изнасиловать и убить в этом грязном номере, Майкл Флэннери, а вы бы в это время продолжали как ни в чем не бывало спать, — с упреком заявила она.
Он глуповато улыбнулся.
— Что такое случилось, моя козочка? Шум за стеной стих.
— Майкл, там за стенкой люди орут и дерутся. Такого я еще никогда не слышала. Там избивают женщину. Я думаю…
— Я… убью… тебя…
Произнесенные нечеловеческим голосом, эти слова были ясно слышны сквозь тонкую стену. Майкл вскочил.
— Подонок! — Это был все тот же истерический, похожий на женский, голос. Затем раздался звук выстрела. Затем новое «подонок!».
Майкл Флэннери натягивал брюки.
— Останься здесь, Маргарет. Я пойду и вызову полицию.
— Майкл! Не оставляй меня одну!
На ходу застегивая рубашку, он уже хлопнул дверью.
— О Господи, помоги мне!
В страшной спешке она трясущимися руками начала одеваться. Никогда в жизни ей не приходилось еще испытывать такого страха. Конечно, это было наказанием. Наказанием Божьим за полную безудержных плотских наслаждений ночь.
145 
