126 
– Хочу здесь, – кивнул Зибфер. – Говори, что хотел.
– Румбиро сказал, что вы тут укрепление возводите… – постарался уважительно начать разговор Дарк, а затем уж, в случае крайней необходимости, перевести его в нравоучение, но был бессовестным образом прерван:
– Порода слишком крепка, топоры тупит, а горняцкого инструмента нет… – деловито заявил гном, минимальным количеством слов изложив суть дела. – Приказ командира имеем оружие поберечь, и коль тверда скала окажется, то лишь камни для метания заготовить, что и было исполнено. Это всё, иль еще чего знать хошь?
– Альто говорил, у тебя топор для меня имеется, – спросил Аламез, сочтя причину простоя уважительной, а само безделье вынужденным.
– Есть, – кивнул гном, но тут же отрицательно мотнул головой, – точнее, был. Девка твоя в дороге заозорничала… Разоралась почем зря, разголосилась на пустом месте, а затем взяла, дуреха, да топор у Рабила выхватила и со всех силенок своих скудных в скалу запустила… Неудачно попала, прям в расщелину. Так что извиняй уж, Дарк! – развел старшина гномов руками. – При всем нашем к те уважении, Рабил теперь с твоим топором походит. Да ты не горюй, гляжу, у тя самого-то оружия в достатке! Оно, конечно, того, х…липенькое, но на людишек сойдет.
Аламеза не удивило, что гном назвал его настоящее имя. Видимо, он был одним из тех, кто ходил с ним в шермдарнский поход. Ну а поскольку вопреки заявлению Альто ни Ринвы, ни Вильсета поблизости не было ни видно, ни слышно, то в этой выходке не было ничего страшного. Новость же, что он лишился оружия, моррона опечалила, но вовсе не удивила. Он так и ожидал, что будет расплачиваться за глупость попутчиков, и, похоже, раздача наделанных не им долгов уже началась.
– Где мои люди? Румбиро сказал, что они здесь, но что-то их не вижу… – на всякий случай произнес моррон сурово, хоть уже и понял, что никто из присутствующих на походной посиделке не собирался с ним ссориться.
Его не любили, как всякого человека, считали презренным чужаком, недостойным топтать подземные тропы, но относились настороженно, как ко всякому воину с отменной репутацией. Дружба же с Альто и признание моррона Великим Горном кем-то вроде приемного сына делала её незыблемой в глазах махаканцев. Никто бы не поспел поднять на него ни кулак, ни топор, что впрочем, вряд ли помогло его беспечным спутникам, сумевшим, похоже, не на шутку разозлить защитников подземелий.
– Правду сказал, туточки они, – кивнул Зибфер, ткнув пальцем в телегу с бочками. – Живёхоньки и здоровы, только чуток не в форме…
Это уточнение, смысл которого Аламез пока не понял, вызвало сдавленные смешки у всех махаканцев, кроме самого говорившего. Только Зибфер удержался от пакостной ухмылки в густую, опаленную по краям огнем бороду.
– Как положено уставом, всех бузотеров, паникеров, смутьянов и прочих жалких сопливцев под замок сажать надобно, то бишь на гауптвахту по-вашему… – с трудом припомнил, но не исковеркал Зибфер чуждое гномам слово, – дабы они нытьем да стенаниями своими трусливыми дух бойцовый не подрывали! Чо мы и сделали, – развел гном руками. – Только уж извиняй! Гауптвахта у нас особая, походно-передвижная вышла… Но ты не переживай, подручным твоим хорошо в дороге было, тепло и сладко! Мы с ребятами им даж раззавидовались, особливо щас…
На этот раз махаканцы не сдержались и дружно захохотали. Парочка особенно смешливых даже повалились на камни и, лежа на спине, комично задергали в необузданном приступе веселья коротенькими ножками.
Почувствовав, что дело неладно, Аламез не стал настаивать на разъяснениях, а решил собственными глазами увидеть, что же сталось с не в меру говорливыми, не умевшими вовремя промолчать агентами герканской разведки. Не сказав больше ни слова, Дарк взобрался на телегу и стал осматривать груз. В глаза ему сразу бросились два находившихся в крайнем ряду бочонка. Края их крышек оказались не просмолены, как было у остальных, а держались на небольших задвижках, следовательно, их уже открывали. Кроме того, в стенках бочонков были пробиты дырочки шириной в палец, и это подтверждало предположение, что внутри хранится отнюдь не вино.
Отодвинув задвижки, а затем тут же открыв довольно увесистую крышку ближайшего бочонка, Аламез от неожиданности чуть не свалился с телеги. По рядам махаканцев вновь прокатилась волна дружного хохота. На этот раз шутники смеялись уже над забавным выражением его мгновенно вытянувшегося от изумления лица. В тесном, пропахшем вином узилище спал разоруженный, но не раздетый и не связанный даже по рукам Вильсет. Умильно положив на согнутые коленки неестественно оттопыренный вперед подбородок и высунув наружу изогнутый дугой язык, разведчик инфантильно улыбался и тихонько постанывал, видимо, в очень приятном сне. Моррону сразу стало ясно, чем было вызвано столь причудливое состояние несомненно довольного своей участью узника. Бочонок был пуст только наполовину, вертикально сжавшийся в позе эмбриона Крамберг сидел по грудь в вине. Вторую гномью «гауптвахту» открывать не стоило, Ринву постигла такая же хмельная, приторно-сладкая участь погружения в старое, отменно выдержанное вино.
126 
