88 
— Вы считаете меня своим другом, Женевьева? — Взгляд его прекрасных черных глаз стал пронзительным.
— Вы для меня гораздо больше, чем просто друг, — ответила она.
— Мы обязательно вернемся к этому разговору, как только граф Дармаус уйдет. Обещаю.
— Буду с нетерпением ждать.
Бенедикт посмотрел на Женевьеву с такой любовью, что у нее перехватило дыхание, а сердце радостно забилось.
Но внутренний голос подсказывал ей, что не стоит верить этим восторженным словам и нежным взглядам. Ведь он только что очнулся после шести дней беспамятства. Возможно, лихорадка до сих пор не до конца прошла. Он рад выздоровлению, испытывает к ней огромную благодарность. Но никто не знает, какие чувства у него будут, когда он окончательно придет в себя и восторг поутихнет. Не исключено, что все забудет.
Женевьева старалась не встречаться с ним взглядом. Боялась, что он прочтет в ее глазах безграничную любовь, и это станет ему неприятно. А вдруг подумает, что она не отпустит его, предъявив свои права. Для таких людей, как он, свобода — самое важное в жизни.
— Мне кажется, мы не должны сегодня больше заниматься любовью. Давайте отложим это до вашего окончательного выздоровления.
— Но почему? Что это значит? — прищурившись, спросил он.
— Это значит, что вам пока не стоит… перенапрягаться. Ведь вы совсем недавно пришли в себя, — пожав плечами, объяснила она.
— Не согласен. Я чувствую в себе прилив сил от одного лишь предвкушения, как это будет.
— Вы из тех, кто любит все делать по-своему.
— Вы правы. И я докажу вам это, как только граф уйдет.
Женевьева радостно улыбнулась Бенедикту, и улыбка не сходила с лица, когда она вышла из спальни. В холле ждал Дженкинс. Она попросила провести лорда Каргила к Бенедикту. Но когда вошла в соседнюю комнату и закрыла за собой дверь, настроение ее резко изменилось. Во всяком случае, улыбаться она перестала.
В отношениях с Бенедиктом все так зыбко и неопределенно. Женевьева была совершенно уверена в том, что по-настоящему влюбилась в него. Влюбилась настолько, что не представляла без него жизни. И ей хотелось заниматься с ним любовью снова и снова. Но она боялась, что все его нежные взгляды и слова вызваны всего лишь благодарностью. Ей невыносима была мысль о том, что через несколько дней или недель Бенедикт поймет, что она ему наскучила, и навсегда уйдет из его жизни. Потому хотела отложить разговор и интимные отношения до полного выздоровления.
— Надеюсь, вам удалось что-то узнать о тех слугах, что работали у моих родителей и скрылись вскоре после их гибели? — вместо приветствия, спросил Бенедикт, как только граф Дармаус вошел в спальню.
Ему не терпелось как можно скорее закончить этот разговор и остаться наедине с Женевьевой. Если бы не мысль о том, что Эрик Каргил располагает какими-то сведениями по поводу убийства родителей, Бенедикт вообще под благовидным предлогом отказался бы от этой встречи. Но он расследовал обстоятельства их гибели целых десять лет и поклялся себе отомстить их убийце. И потому даже мысль о Женевьеве не могла заставить его забыть об этом.
Эрик Каргил криво улыбнулся, оставшись стоять у двери.
— Вообще-то я хотел узнать, как ты себя чувствуешь. Мне написали, что ты только сегодня пришел в себя, — сказал он.
Бенедикт пожал плечами. Лицо его приняло скучающее выражение.
— Я чувствую себя нормально. Особенно если учитывать, что шесть дней назад в меня стреляли и я все это время был без сознания.
— Я об этом знаю. — Эрик Каргил тихо прикрыл дверь спальни и подошел к кровати. — Как тебе удалось выжить после такого опасного ранения?
— Вы говорите так, словно расстроены тем, что я остался жив, — не скрывая досады, заметил Бенедикт.
— Ну что ты! Все это не совсем так, — загадочно улыбнулся Каргил. — Но мне кажется, рецидив болезни можно будет легко и правдоподобно объяснить.
Бенедикт замер. Дурное предчувствие охватило его. Сердце похолодело от ужаса. Но, может быть, он ошибается? Ведь в это просто невозможно поверить!
— Кому объяснить? — дрожащим голосом спросил он. — Что будет выглядеть правдоподобно?
— Твоим друзьям. Ведь они наверняка будут задавать вопросы по поводу случившегося. — Граф оглядел комнату. Поморщился, увидев брошенные на пол полотенца и корыто с остывшей водой, всё еще стоявшее у камина. — Кажется, не в меру заботливая герцогиня Вуллертон тоже стала твоим лучшим другом, не так ли?
88 
