22 
– Тебе тоже надо быть! Расскажешь, как дело было!
– Да мне как-то неудобно. Может, это лучше Дана сделает?
Мужики переглянулись. Родиону почудилось в их переглядках обидное «пришлый – он пришлый и есть».
– У нас бабы на сход не допускаются. Бывает, в каких станицах они на круг и прорываются, но только не у нас. К тому же мы порой и сечем провинившихся, а уж бабам это видеть вовсе ни к чему.
Родион очумело покрутил головой. Анахронизм какой-то!
– Ладно, если надо, то приду.
Константин Петрович кивнул и ушел. Ксан Потапыч прочел все копии соглашения, и только тогда поставил на каждом листе свою размашистую подпись. Видно было, что в деловой казуистике он поднаторел.
Председатель посмотрел на наручные часы марки «Победа», и предложил:
– Может, ко мне на обед? Хозяйка будет рада.
Но Родион отказался:
– Меня Елена Гавриловна ждет, спасибо. К тому же мне нужно мазью намазаться, а то бока снова болеть начали.
– Ну, Елена Гавриловна известная у нас знахарка, – не стал упираться Ксан Потапыч. – И я знаю, каково это, когда ребра болят. Самому по молодости немало драться приходилось. И не просто так, а за правое дело.
С этими загадочными словами, заставившими Родиона задуматься, какие такие правые дела нужно было решать кулаками, они вышли из кабинета. Даны уже не было, и председатель собственноручно запер дверь конторы.
Родион вернулся в дом Константина Петровича. Все уже сидели за столом. Родион не посмел попросить Елена Гавриловну сначала намазать его мазью, уж очень специфический был у нее аромат. Без аппетита поел, иногда взглядывая на бледную Дану. Мальчишки, наоборот, были не в меру оживлены, и без присутствия сдерживающего их язык деда наговорили бы сестре много неприятного.
После обеда Елена Гавриловна намазала Родиона мазью в его комнате, и посоветовала полежать, что он и сделал. И тут же заснул; ночью от боли постоянно просыпался, и нормально выспаться ему не удалось.
Разбудил его стук в дверь. Он тут же сел, сообразив, что проспал.
– Нам пора, Родион! Давай собирайся! – Константин Петрович был по-спартански краток.
Родион натянул на себя трикотажную тенниску, светлые брюки, и вышел. Константин Петрович ждал его во дворе, хмуро поглядывая на небо.
– Гроза будет ночью, – сообщил он гостю. – Надо бы управиться до нее.
Потемнело, подул сильный холодный ветер. Погода будто сама способствовала наказанию виновного. На центральной площади уже кучковались почти все взрослые мужчины станицы. Все дружно здоровались с Константин Петровичем и уважительно жали руку Родиону.
Под конец рука у него начала побаливать, но он утешился тем, что по плечам его никто не хлопал, видимо, понимая, что после тесной встречи со Степаном для него это весьма болезненно.
Подошли еще мужики, оглядывая круг.
– А где Павленки? – звучал один и тот же вопрос.
Но вот из проулка показалась целая процессия. К удивлению Родиона, трое здоровенных мужиков, среди них и Степан, шли в окружении казаков в полном обмундировании с шашками наголо.
Все затихли, уж очень это походило на арест. А, может, таковым и являлось? Родион уже понял, что порядки у казаков свои, порой если и не вступающие в противоречие с современными законами, то идущие с ними параллельно.
Вид Степки-разбойника его порадовал: у того красовался огромный фингал под глазом и нос распух явно не от слез.
Казаки расступились, пропуская арестованных в центр круга.
– Так, явились-таки! – удовлетворенно постановил Константин Петрович. – А теперь давай-ка поговорим! Ты зачем, Степка, к моей внучке приставал? Ты какое право над нашими девками насилие совершать имеешь? Тебе кто такие права давал?
Степка сердито сплюнул и прогнусавил:
– Я бы не полез, если б она меня сама не завлекала! Хи-хи да ха-ха!
Константин Петрович отринул его никчемные обвинения:
– А это по девчачьему уставу положено. А ты что, прикажешь небось нашим девкам в паранджу завернуться, и носа из дому не показывать? Так мы, чай, не мусульмане. Мы – вольные казаки, и у нас женщины завсегда в почете были!
Мужики одобрительно зашумели. Такого поворота Степка и его родственнички не ожидали. Они думали переложить вину в несостоявшемся соблазнении на девку-соблазнительницу, и вдруг оказалось, что она вольна была Степку соблазнять.
Павленок-старший хотел было возразить:
– Ну, бабская свобода до известных пределов должна быть! А не так, чтоб чуть не в кровать тащить!
22 
