Глава XLI

— Боже! Уж эти подружки с их приемами с подарками! Они, должно быть, самые чистые люди во всем Нью-Йорке^[29]. Не будем говорить о том, где взять столько подарков.

Несмотря на отпущенную острóту, Брайс улыбался. Он сидел между Кэйт и Эллиотом в такси с большим и очень красиво упакованным подарком на коленях. Кэйт не была готова предстать перед всей бруклинской компанией, но предсвадебный прием Бины пропустить было невозможно.

Эллиот помалкивал. Она знала, что он еще зол на нее, но не могла ничего поделать. Она вспомнила строчку Паскаля Le coeur a ses rations que la raison ne connaot point ^[30].

История о Билли и французском языке не выходила у нее из головы. Она пыталась представить себе Билли Нолана молчаливым и униженным юношей. И не могла. То ли от недостатка воображения, то ли потому, что картина была слишком печальная. Билли ей больше не казался ни кичливым, ни самодовольным, напротив: своеобразие его личности представлялось ей теперь как торжество обретения свободы. Она любила его еще нежнее, как будто он нуждался в защите. Конечно, это было смешно, поскольку те времена, когда он был ребенком и подростком с уязвленным самолюбием, остались в далеком прошлом. Билли Нолан, несомненно, мог сам позаботиться о себе, но как ни старалась она взять под контроль свои чувства к нему, они становились все глубже и сильнее.

Друзья теснились на заднем сиденье такси, и Кэйт с облегчением обнаружила, что машина уже подъехала к дому Горовицей.

Еще до того, как они подошли к входу, дверь распахнула миссис Горовиц.

— Входите, — воскликнула она. — Поторопитесь, чтобы не испортить сюрприз.

Кэйт не была намерена рассказывать ей, что уже «испортила» сюрприз, заранее договорившись с Биной о вечеринках. Они с Биной уже давно заключили соглашение, что ни одна из них никогда не позволит себе появиться разряженной или по-уродски размалеванной, чтобы преподнести «чудесный сюрприз».

Кэйт с друзьями вошли и присоединились к компании. Последовали поцелуи, объятия и представления. Кэйт добавила свой подарок к большой разноцветной куче, уже загромоздившей стол. Потом миссис Горовиц громко заявила:

— Тихо, тихо! Они идут!

Кэйт вздохнула, видя, как все в комнате набирают в легкие побольше воздуха, чтобы потом кричать как можно громче. Доктор Горовиц открыл дверь и пропустил Бину. Кэйт подумала, что вид Бины — лишь жалкий намек на то, как она должна была выглядеть для «сюрприза», но никто как будто этого мнений не разделял. Когда Бина многозначительно посмотрела на нее, она улыбнулась ей.

Праздник шел по общепринятому порядку: сначала часть под названием «вот вам наш сюрприз», потом «спасибо, мы не ожидали» и, наконец, «угощайтесь, это так вкусно». И было в самом деле вкусно. Кульминацией было оханье и аханье по поводу подарков. Кэйт понимала, что участвует в важном для любой женщины ритуале, но была совсем не в настроении. Она жалела о времени, проведенном без Билли, ее раздражала представленная здесь полностью семья Горовиц с их вопросами, когда же наступит ее очередь, ей наскучили старые разговоры и шутки, не говоря уже о возмутительно смаковавших все это Эллиоте и Брайсе.

Кэйт думала, с какой стати Бина все поглядывает на нее, и надеялась, что Эллиот еще не рассказал ей о том, что он теперь называл «историей с Билли». Несколько раз Бина старалась подойти к Кэйт и поговорить, но та ускользала от нее. Эллиот не должен был и не мог распространяться о ее личной жизни без ее разрешения.

Когда торт был разрезан и пущен по кругу, Кэйт больше уже не могла терпеть и вышла в ванную немного освежиться. Вид у нее был такой же паршивый, как и настроение. Она добавила каплю губной помады и румян, но это мало помогло. Она решила не обращать внимания. Будучи такой счастливой в последние недели, Кэйт сейчас особенно остро ощущала дискомфорт. Почему ей так тяжело в кругу друзей? Она задумалась об этом. У нее была работа, и она ее любила. Она не бегала в поисках мужа с двадцатилетнего возраста. Ей не нужен был мужчина, чтобы защищать и содержать ее. И тем не менее из-за разрыва с Майклом или встречи со Стивеном, или из-за этой… истории с Билли Ноланом она ощущала себя такой же одинокой и незащищенной, как в школьные годы.

  114