94 
— Ваня, а мне таки кажется, что покаяться всё равно было бы надо!
— Но мы вроде бы не делали ничего плохого…
— Ой, я вас умоляю!
— Ладно, ладно… Думаешь, мне стоит извиниться за Циветту?
— Таки я любезно перечислю: 1) Покушение на убийство (инопланетные бесы, адепты Дэви-Марии, контуженые эльфы, резвые индуисты, тихие хаббардисты и ещё кто-то там по мелочи…); 2) Воровство (факт отбирания печенек у тех же многострадальных эльфов…); 3) Обман священника и предательское бегство из настоящего монастыря (без комментариев!); 4) Прелюбодеяние (эльфийки, нимфеи, бедная я…) плюс…
— Прелюбодеяния не было!
— Что, и даже в мыслях?!
— В мыслях… было. Каюсь. Довольна?
— Я бы предпочла более публичное покаяние, а-а… сойдёт! В мои грехи углубляться не будем, их меньше, но и они имели место быть. Каюсь, каюсь, каюсь… ой!
Последний вскрик был спровоцирован резкой остановкой белого коня посреди чистого поля, на газоне с васильками. Дорога незаметно кончилась…
— Дети мои, похоже, вы прибыли, — с лёгким оттенком печали объявила Принцесса. Иван первым спрыгнул с седла и подошёл к небольшому красно-коричневому валуну, от него уходили в стороны две тропинки, а на самом камне красовалась позеленевшая медная табличка: «Направо пойдёшь — к казакам попадёшь. Налево пойдёшь — иудеев найдёшь». Рахиль неуклюже сползла с коня и собственными глазами дважды перечитала написанное.
— Претензий нет, всё конкретно до дрожи. Если мы его искали, так это оно и есть. Поздравьте нас, мы каждый дома!
— Удачи. — Седой Миллавеллор смахнул сентиментальную слезу. — Как говорил малоизвестный, но очень мудрый философ: «Прощаясь, друзья меняются половинкой сердца…» Я никогда не забуду вас, казак Кочуев и девица Файнзильберминц!
— Спасибо, — откликнулся подъесаул.
— Он же в первый раз назвал меня по фамилии, — неизвестно чему умилилась бывшая военнослужащая, но Принцесса Нюниэль неожиданно подняла коня на дыбы:
— Моя душа исполнена тревоги! Я физически чувствую, как тёмные силы вновь копят свои еоганып тучи над вашими головами… Спешите же, мы попытаемся отвлечь на себя погоню!
— Какие тучи, где? — Рахиль скептически обвела взглядом горизонт. — Небо чистое, как голубая тарелка с трещинкой в бедной еврейской семье на следующий день после Хануки…
— По-моему, они от нас просто устали, — подтвердил казак, когда белый жеребец унёс эльфийскую пару в светлую даль. — Ну что ж, мальчики направо, девочки налево?
— Таки да. Заходи, если что…
— Ты тоже.
Они резко развернулись и едва ли не бегом бросились в разные стороны. Да, да! Резко и сразу, не сказав слов прощания, не обнявшись напоследок, не взглянув в глаза, не… Они не могли иначе. В глубине души каждый прекрасно понимал — ещё мгновение, и они так вцепятся друг в друга, что уже никакая сила на свете не заставит их разомкнуть объятия!
Оба знали — останься они сейчас вместе, и насмарку пойдут все испытания… Всё будет брошено и сметено слепой мощью любви — вера отцов, национальные традиции, память предков, гордость рода и… даже воля Бога! Они не могли пойти на это, стоя на самом пороге долгожданного Рая…
Иван Кочуев успел пролететь буквально пять-шесть шагов, как был остановлен твёрдой казачьей рукой. Он поднял глаза и обомлел — перед ним стояли трое рослых бородачей в новенькой форме войска Донского, все при шашках, с Георгиевскими крестами на груди и дружелюбными улыбками.
— Здорово, станичник! К нам ли путь держишь? — спросил один.
— Видимо, да… — неуверенно огляделся молодой человек. Камень исчез, сзади расстилалось чистое поле, впереди — новый мир… Голубоглазый бородач ободряюще хлопнул его по плечу и отечески обнял:
— Не робей, парень. Раз сюда дошёл, значит, казачье сердце у тебя в груди! В станицу райскую с нами пойдёшь, хату тебе всем миром поставим, любого коня из табуна выбирай, брагу ставь, живи — не тужи!
— Ага… спасибо, очень приятно… — Иван бросил тоскливый взгляд на залитую солнцем станицу, словно воссозданную из романтических иллюстраций к шолоховским рассказам. Невдалеке бродили статные гнедые кони, серебрилась река, блестели купола православного храма, и в отдалении разносились протяжные казачьи песни…
— Да ты что смурной такой? Али не по нраву чего? — удивлённо спросил второй.
Бывший подъесаул повесил голову…
94 
