100 
Я ринулся на поиски библиотеки, по пути расспросив у пробегающих студенток, где она находится. Библиотека занимала помещение на втором этаже прямо у лестницы — мимо не пройдёшь. Большие окна, красивый ухоженный зал, всё так же бедно, но не в пример чистенько. Библиотекарша, зрелая эффектная чертовка, в стареньком платье, круглых очках и с тугой кукулей на затылке, сразу призналась, что «мадемуазель» Аферман действительно посетила их в первый же день своего поселения.
— Почему же не сказали мне раньше, моя скрытная мышка? Ай-ай-ай…
— Не люблю вмешиваться не в своё дело, — не особо чувствуя свою вину, буркнула она.
— У вас есть карта этого здания?
— Да, в отделе картографии, сейчас вам найдут. Нина, поищите-ка.
Юная студентка, с пышной грудью, не скрываемой никаким платьем под горло, стыдливо, не поднимая глаз и потому дважды спотыкаясь, принесла мне несколько карт.
— Какая самая старая? — спросил я.
— Вот эта, ей больше пятисот лет.
Я взял аккуратно обклеенную целлофаном, пожелтевшую и даже позеленевшую карту и бегло осмотрел её. Конечно, тайные ходы необязательно должны быть обозначены на карте, на то они и тайные, однако библиотекарша, кажется, знала всё, что связано с университетом. Я задал ей вопрос, но женщина уверенно ответила, что никаких ходов нет.
Почему-то я ей верил. Быть может, потому, что её совершенно не интересовало, гей я или нет, мне даже не пришлось манерничать и сюсюкать.
— А вы не помните, какие книги она у вас читала?
— Конечно. Нина! — вновь обернулась библиотекарша. — Принеси шестой том истории монастыря, стихотворные опыты безумного Бертольда Шаца.
Девушка послушно приволокла большущую книгу в потрёпанном кожаном переплёте с позеленевшими медными застёжками. Неловко бухнула её передо мной и, так же смущаясь, исчезла за полками.
Библиотекарша любовно погладила фолиант, раскрыла и…
— Как? Здесь вырвана страница?! Какое кощунство!
— Где? — Я сразу сделал стойку, как охотничий пёс.
Библиотекарша тяжело вздохнула, положила руку себе на сердце, стараясь выровнять дыхание:
— Вот здесь. Четыреста восемьдесят седьмая.
— То есть мы не узнаем, что здесь было написано…
— Почему же? Я почти все наши древние тексты помню наизусть, это профессиональное качество.
И в ответ на мой недоуменный взгляд она абсолютно спокойно прочла по памяти то четверостишие, которое у меня уже было, и к нему ещё два:
- В лужах заблестели льдинки,
- К ним хвостом прилипла утка,
- Снега нет, но есть снежинки.
- Это несмешная шутка.
- Прочитав трактат подробный,
- Сочини себе некролог,
- Помолись плите надгробной,
- Срок наш жизненный недолог.
- Не увидишь клада,
- Так тебе и надо!
— А-а-а… собственно, что это? — заинтересовался я.
— Наставления нам наших предков. В завуалированной форме, разумеется.
— И что, на целой странице было всего три четверостишия?!
— Ну да, а что такого? — вовсе не удивилась библиотекарша, тыча меня носом в очевидное. — Шац был сумасшедший и писал огромными буквами, посмотрите сами.
Действительно, почерк у стихотворца был своеобразным, буквы громоздились друг на друга, перепрыгивали и даже выезжали на соседнюю страницу, будто пытаясь доказать самим себе, кто здесь главный, вопреки разуму и элементарным законам правописания.
На первый взгляд все эти рифмованные «наставления» монахов будущим поколениям показались мне полной фикцией. Глупые, надуманные, пустые. Такими «тайнами» обычно пестрят псевдофантастические детективчики женского разлива, но к реальной жизни они имеют отношение крайне редко. Может быть, в какой-то иной ситуации я бы и относился к такому творчеству с умилением, но сейчас всё это только раздражало, потому что сбивало с логики расследования. Однако проверить их всё равно надо, чисто на всякий случай…
— А о каком кладе речь?
— О чём вы говорите?! Это же учёные-монахи, они чурались материального. — Библиотекарша наставительно поправила старенькие очки. — «Не увидишь клада, так тебе и надо!» Разумеется, речь идёт о метафизических знаниях, о древней мудрости, скрытой от непосвящённых, о передаче житейского опыта наивной молодёжи. Мы ведь сумели сохранить монастырь и сделать из него университет, который, как сокровище, и передаём из поколения в поколение.
100 
