20 
Улыбка исчезла с ее лица, Таня стала серьезной и настороженной снова.
— Задавайте свои вопросы и проваливайте, — сказала она совсем другим тоном.
Василий вспыхнул, сверкнув было глазами, но остальные так на него глянули, что он живо успокоился.
— Вы тоже довольно красноречиво высказались, мисс Доббс, — обратился к ней Штефан, — кто научил вас перенимать речь высокородных людей?
При этом он взял ближайший стул и облокотился на него.
— Что-что? — спросила Таня.
— Я скажу по-другому. Вы можете говорить, как образованный человек, хотя выросли в таком окружении. Скажите, ваш отец обучал вас грамоте и наукам?
— Мой отец? Если вы имеете в виду Доббса, то он терпеть не мог школу и уроки, в общем, все то, что отвлекает, по его мнению, человека от работы. Но вот Айрис Доббс была образованной женщиной. Это она научила меня всему, что я знаю.
Штефан поставил другой стул напротив своего.
— Не присядете ли, мисс Доббс?
— Нет, спасибо.
— Но вы разрешите тогда мне присесть? Девушка криво усмехнулась.
— Да ради Бога. Я ведь привыкла смотреть на мужчин сверху.
Он услышал, как за спиной прыснул Лазарь. Штефан понял ее так, как и следовало — она обслуживает мужчин за столом, но слова можно было истолковать и по-другому… Штефан решительно опустился на стул, ему так удобнее было вести разговор.
— Так Уилберт Доббс не отец вам?
— Нет, слава Богу!
Интересно знать, почему она рада этому обстоятельству, но сейчас явно не время выяснять подробности.
— Так вы только работаете здесь?
— Я тут живу с тех пор, как себя помню.
— Тогда, очевидно, миссис Доббс была вашей матерью?
Таня нахмурилась:
— Почему это вас так интересуют Доббсы? Айрис умерла, а Уилберт одной ногой в могиле.
— Не торопитесь, мисс Таня. Вы узнаете все в свое время. Пока скажите, Айрис была вашей матерью?
— Нет, она мне рассказала, что моя мать умерла, когда я была совсем маленькой.
— Как она умерла?
— От желтой лихорадки.
— Вы знаете ее имя?
— Имя моей матери? — Таня начала чувствовать, что в этом странном разговоре они постепенно приближаются к чему-то очень важному, и заволновалась. — Почему вас это интересует? Или задавайте свои вопросы о Доббсе, или я вообще откажусь отвечать.
— Все, о чем я вас спрашиваю, взаимосвязано. Любые сведения, которые нас интересуют, носят очень личный характер и касаются не только вас. Так скажите, вам известно имя вашей матери?
— Не знаю, — ответила Таня, которую вовсе не удовлетворило подобное объяснение.
— Тогда поговорим о вашем имени. Таня, не так ли? Вас так нарекли при рождении или Айрис назвала?
— И то, и другое верно. Мать сообщила Айрис мое полное имя. Так сказала мне Айрис. С этим именем я и живу. Ничего плохого в моем имени нет, я думаю, имя как имя.
Штефан молчал, потом встал и, поглядев на нее долго и внимательно, спросил:
— А вы хотите знать, как оно звучит полностью?
— Штефан! — раздался сзади предостерегающий окрик Лазаря. — Не забывай о возможности случайного совпадения.
Штефан обернулся к другу.
— Это более чем случайность, Лазарь, — сказал он, — что ты еще хочешь услышать?
Тот молчал, и Штефан снова взглянул на Таню.
— Когда твоя мать умерла, супруги Доббсы были рядом оба? — спросил он.
— Да.
Таня никак не могла понять, к чему он клонит.
— А как это случилось?
— Они ехали вместе.
— Откуда?
— Из Нового Орлеана.
— Пароходом?
— Нет, на повозке.
Штефан торжествующе взглянул на Лазаря. Тут Таня не выдержала и пролепетала:
— Вы знаете, кто.., кто были мои родители?
— Возможно. Но от вас нужно еще одно доказательство. У вас должна быть одна.., один наследственный отличительный знак.
Девушка не обратила внимания на оговорку и на некоторое замешательство с его стороны. Она так разволновалась из-за одного только предположения, что ее семья может найтись! Нет, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Хотя с того самого момента, когда она узнала, что Доббсы не являются ее родителями, Таня не переставала думать о настоящих отце и матери: откуда они были родом, как выглядели и кто они, наконец?
Ей было обидно до слез, что Айрис не могла толком ничего рассказать ей о матери, даже имя ее забыла, сказав, что оно какое-то необычное, и полное имя Тани не помнила, не говоря уже о фамилии. Но оправданием Айрис служило то, что, попав в такой переплет, когда она должна была ухаживать за умирающей женщиной и младенцем, она не могла запомнить всего, что слышала. Поэтому Таня никогда не упрекала женщину, которая впоследствии выкормила ее и вырастила. Оставалось только довольствоваться тем, что ей было известно.
20 
