18 
Джесси застыла.
— Ты сам сказал, что мне следует найти ей мужа, если я хочу быть за нее спокойной, — ответила Рэчел.
— Но я тогда разозлился, и это несерьезно. Она еще ребенок. Ей нужен отец, а не муж.
— У нее был отец. И что хорошего? Ты прекрасно знаешь, она вполне взрослая, чтобы выйти замуж.
— Возраст здесь ни при чем. Она ведет себя как ребенок. Забудь про это, Рэчел. Найди кого-нибудь другого, кто согласится взвалить на себя эту обузу.
— Но, может, ты все же подумаешь об этом? — В голосе Рэчел почувствовались просительные нотки. — Ты много лет странствовал, Чейз, а здесь ты можешь наконец-то осесть, ранчо в хорошем состоянии.
— С долгами, — напомнил он ей.
— Я заплачу все долги, — поторопилась произнести Рэчел. — А ей не обязательно знать об этом.
— Послушай, что ты говоришь, Рэчел! Надеюсь, ты никому больше не сделаешь такого предложения. Другой, может быть, и заглотнул бы такой крючок. Но не я! Так ты девочке не поможешь!
— Тогда, ради Бога, скажи, что мне делать? — Рэчел заплакала. — Я больше не могу выносить это. Я не привыкла жить во вражде, тем более — с собственной дочерью. Это невыносимо. Она не хочет меня видеть, она уходит, когда я пытаюсь заговорить, она была бы счастлива, если бы я исчезла отсюда! Но как я оставлю ее одну? Я просто не могу этого сделать. Кто-то нужен, чтобы присмотреть за ней.
— Не принимай все так близко к сердцу, — принялся успокаивать ее Чейз. — Может быть, ты найдешь кого-то, кому заплатишь за опеку, и тебе не придется самой этим заниматься?
— Но кому я могу ее доверить? И кто возьмется? — Вдруг она расцвела:
— Я могу доверить ее только тебе, Чейз! Может быть, ты…
— Нет, только не я! Я не справлюсь, Рэчел. Всякий раз я выхожу из себя, когда говорю с этой девчонкой. И я бы давно свернул ей шею, будь она в моей власти.
Джесси, ужаснувшись и почувствовав себя оскорбленной как никогда раньше, побежала. Боль возникла в груди, перехватила горло — боль от жалости к себе и презрение, боль от ясно данного отказа. Ей захотелось плакать. Но она не будет из-за них плакать, сказала себе Джесси. Не будет, и все!
Слезы застилали глаза, когда она вошла в конюшню, и она едва не разрыдалась, но вдруг услышала детский голос:
— Что случилось, Джесси? Ей было невыносимо, что хоть кто-то узнает о ее слабости, и уж тем более сын Рэчел.
— Ничего! — рявкнула она. — Просто пыль попала в глаза.
— Я могу помочь!
— Нет. Все в порядке. Я промою глаза. Она прошла мимо него к стойлу Блэк Стара, но Билли не отставал.
— Я не знал, что ты еще здесь.
— Ну, я здесь, и что? Его не прогоняли.
— А ты собралась на пастбище? — спросил он, когда она седлала Блэк Стара.
Джесси молчала, и он продолжал:
— А мне можно поехать с тобой?
— Нет!
— Но я не помешаю тебе, Джесси. Я обещаю! Ну, пожалуйста!
Желание в его голосе было таким страстным, что она смягчилась.
— Хорошо. — А потом строго добавила:
— Но только в этот раз. Ты можешь взять вон того гнедого, если знаешь, как оседлать.
Билли завопил от восторга и кинулся к лошади. Но обычно старый Джеб всякий раз седлал для него лошадь. И Билли остолбенел: он не мог приподнять тяжелое седло, не говоря уж о том, чтобы водрузить его на лошадиную спину. Лошадь была выше его, и перекладина, на которой висело седло, — тоже выше.
Джесси подготовила Блэк Стара и подошла к Билли. С удивлением покачала головой. Седло, с которым он пытался сладить, было весом сорок фунтов. Но другого не было, и поняв, что парнишка настроен решительно, помогла ему.
— Ну а теперь вместе… Раз, два, три! Дальше справишься?
— Конечно! Спасибо.
Джесси нетерпеливо ждала, пока он застегивал подпругу. Его короткие руки едва дотягивались до нее. Он обежал вокруг лошади и протянул ремень под ее животом, а затем застегнул, но очень слабо.
— В конце концов ты сам можешь что-то делать? — грубо спросила она, но стала помогать.
Билли смотрел на ее строгое лицо, пока она возилась с подпругой, и таял от счастья. То, что она делала, говорило о ней лучше всяких слов.
— Ты ведь ненавидишь меня, Джесси? Она ошарашенно посмотрела на него. Как удалось ему увидеть ее насквозь?
— Нет, конечно.
Билли все еще улыбался.
— Я думаю, ты меня хоть немножко любишь.
— Много о себе воображаешь, — сказала она, желая подзадорить мальчика, но, когда посмотрела на него и увидела в его глазах слезы, воскликнула:
18 
