101 
Одно из правил, которое Патта принес в квестуру, когда занял здесь свой командный пост несколько лет назад, заключалось том, что три комиссара должны до половины восьмого вечера класть на его письменный стол полное перечисление того, что они сделали за день, и того, что предполагают сделать на следующий. Поскольку Патты никогда не бывало в квестуре в это время и, разумеется, не бывало раньше десяти утра, оставалась возможность сунуть это ему на стол. Препятствие состояло в том, что ключей от кабинета Патты было только два. Один вице-квесторе носил на золотой цепочке, прикрепленной к нижней петле жилета английской тройки, которую он очень любил. Второй хранился у лейтенанта Скарпы, сицилийца с кожаным лицом, которого Патта привез с собой из Палермо и который был неистово предан своему начальнику. Именно Скарпа запирал кабинет в семь тридцать вечера и отпирал в восемь тридцать каждое утро. Отперев кабинет, он также заходил посмотреть, что лежит на столе у шефа.
— Большое спасибо, Вьянелло, — сказал Брунетти, прочитав два первые параграфа донесения, в которых объяснялось подробно, что он собирался сделать, идя на встречу с Руффоло, и почему решил, что это важно — ничего не сообщать Патте. Он устало улыбнулся и вернул Вьянелло бумагу, не затрудняя себя дальнейшим чтением. — Но я думаю, что невозможно сделать так, чтобы он не понял, что я сделал это по собственной инициативе и что у меня не было никаких намерений сообщать ему об этом.
Вьянелло не пошевелился.
— Вы только подпишите донесение, синьор, а я о нем позабочусь.
— Вьянелло, что вы собираетесь с этим делать?
Не обращая внимания на вопрос, Вьянелло сказал:
— Он ведь два года держал меня на кражах со взломом, да, синьор? Даже когда я просил о переводе. — Он постучал по обратной стороне бумаги. — Если вы подпишете, синьор, завтра утром это будет у него на столе.
Брунетти подписал донесение и отдал его Вьянелло:
— Спасибо, сержант. Я скажу жене, что нужно звонить вам, если она не сможет открыть замок нашей квартиры.
— Ничего нет проще. Доброй ночи, синьор.
Глава 25
Хотя Брунетти не удалось лечь спать до четырех утра, он все же сумел прийти в квестуру в десять. На столе у себя он нашел записки, в которых сообщалось, что вскрытие тела Руффоло намечено на вторую половину дня, что его матери сообщили о смерти сына и что вице-квесторе Патта хочет видеть Брунетти у себя, когда тот придет.
Еще нет десяти, а Патта на работе. Конец света!
Когда он вошел в кабинет Патты, тот поднял голову и — Брунетти показалось, но он тут же объяснил это тем, что не выспался, — улыбнулся ему.
— Доброе утро, Брунетти. Садитесь, пожалуйста. Вам не стоило приходить на работу так рано, после ваших ночных подвигов.
Подвигов?
— Благодарю вас, синьор. Приятно видеть вас здесь так рано.
Патта пропустил это замечание мимо ушей и продолжал улыбаться:
— Вы очень правильно повели себя в деле этого Руффоло. Я рад, что вы в конце концов стали думать так же, как и я.
Брунетти понятия не имел, о чем речь, поэтому выбрал наиболее разумную из всех возможных тактик.
— Благодарю вас, синьор.
— Это я о том, что теперь у нас все сошлось, не так ли? Я хочу сказать, что хотя у нас нет признания, но думаю, что прокуратура отнесется к делу так же, как мы, и поверит, что Руффоло собирался заключить с нами сделку. Глупо было приносить с собой такое доказательство, но я уверен — он-то считал, что вы хотите только поговорить с ним.
Никаких картин на том маленьком пляже не было, Брунетти был в этом уверен. Но он мог спрятать на себе что-то из драгоценностей синьоры Вискарди. Ведь Брунетти только осмотрел его карманы, так что это вполне возможно.
— Где оно было?
— У него в бумажнике, Брунетти. Не говорите, что вы не видели. Это же занесено в список вещей, которые он имел при себе, когда мы обнаружили тело. Разве вы не присутствовали при составлении списка?
— Его составлял сержант Вьянелло, синьор.
— Ясно. — Уличив Брунетти в оплошности, Патта еще больше повеселел. — Значит, вы это не видели?
— Нет, синьор. Прошу прощения, но я, наверное, не заметил. Вчера ночью свет там был очень плохой.
Это уже начинало походить на бессмыслицу. В бумажнике Руффоло не было никаких драгоценностей, если только он не продал какую-то вещь за двадцать тысяч лир.
— Американцы хотят прислать сюда сегодня кого-нибудь для освидетельствования, но я думаю, что не может быть никаких сомнений. Там стоит имя Фостера, и Росси сказал, что фотография похожа на него.
101 
