очень нудно 
41 
— Мить. — Мишка поставил Зверя стремя в стремя с конем Дмитрия и негромко посоветовал: — Отроков бы менять местами, время от времени, чтоб не осовели — сейчас подуспокоятся, втянутся в движение, и в сон поклонит.
— Угу. Через пару верст, вместо первого десятка, вперед пойдет второй, а потом его сменит третий. Из четвертого и пятого десятков возниц взяли, они пусть сидят, все равно десятки неполные.
* * *
Роська выслал вперед троих отроков, сам ехал с остальными и о чем-то негромко рассказывал, видимо смешное, потому что отроки, время от времени тихонько фыркали. Нарушение, конечно, но лучше уж так, чем будут клевать носом в седлах — днем-то не отдохнули толком. Оглянувшись на подъезжающего Дмитрия, все умолкли. Новый старшина не стал упрекать за посторонние разговоры, а вполне добродушно поинтересовался:
— О чем беседуем?
— Да вот: — откликнулся ближайший всадник — господин урядник рассказывает, как Матвей Тимку уговаривал палец отрезать.
— И чего ж тут смешного?
— Да Тимке средний палец на левой руке стрелой отсекло, — заново начал рассказывать Роська — на ниточке висел, а совсем отрезать Тимка не дает, «обратно прирастет», говорит. Вот Матюха с ним, как с малым дитем и начал: «Мизинец по размеру как раз подходит, что б в ухе ковырять, а указательный палец — в носу»…
«Чего они веселятся-то? То такие мрачно-решительные были: „крепость сжечь“, „всех убить“… Или им достаточно оказалось вашего, сэр, „подумать надо“? А что? Как там в одной песенке пелось: „Не надо думать, с нами тот, кто все за нас решит!“. Михайла чего-нибудь придумает, надо только подождать. Дети, блин. Интересно, все-таки, как в тюрьме и на войне мгновенно слезают с людей все маски и обнажается суть характеров. Вон с Роськи всю набожность, как рукой сняло, снова лихой пацан с туровских причалов. И подростковая классика: сбежать из дома и стать пиратом! М-да, правда это классика начала ХХ века, а не конца — не те стали подростки… а ЗДЕСЬ — в полный рост.
И Артемий… Творческая личность, эмоции так и прут: нас обидели, давайте крепость сожжем! Но, черт побери, как это знакомо: „что делать не знаю, но только не то, что делаешь ты!“ — одна из любимых тем дерьмократов. Вот и сожгли крепость СССР. А если подумать, Дмитрий-то к его любимому детищу — оркестру — относится ой, как скептически. Кажется, Троцкий говорил, что если как следует покопаться, то под любым принципом обнаруживается бутерброд. Врал, „политическая проститутка“ — отцу предлагали остаться после ранения в учебном полку, а он ушел на передовую — под Сталинград. Где тут бутерброд? Но Артюха, несомненно, психует больше всех.
Хотя, как сказать. Матвея, вон, вообще в какой-то кровавый мистицизм повело… но раненых лечит хорошо, вот и пойми тут. Или одно другому не противоречит? Не знаю, ни с одним врачом-мистиком знаком не был.
Демка. Да, классический „number two“. Лояльный, надежный, но всегда второй. Наследственная черта Лавра, что ли? Правда, по сравнению с отцом, мрачен и жесток, зато, никаких изменений в поведении — каким был дома, такой и в походе.
Впрочем, и у Дмитрия тоже. Еще когда, сэр, вам пришло в голову, что в парне живет самурайский дух? Он тогда толковал, что не может стать настоящим воином, пока не отомстит за убийство семьи. Вот и сейчас: понимает, что бунт — затея безнадежная, но если я прикажу… и ведь не врал, видно было! Самурайский дух в Киевской Руси XII века, обалдеть!
М-да, если я прикажу… А что ж вы сами-то, сэр Майкл? Ну, хорошо, в ответ на дедов наезд, схватились за оружие… Дмитрий, почему-то решил, что вы в деда стрелять собирались… неважно, реши и решил. Первая реакция на несправедливость — агрессия. Это — нормально и понятно, природный Лисовин вылез, давно не вылезал, кстати, но… нормально, вернее, привычно. А потом? Размазня какая-то, ни мысли ни действия, можно подумать, что Немой своей затрещиной из вас всякую активность вышиб. А ребята ждали… Стыдобища, едрена вошь!»
Мишка беззвучно матюкнулся сам на себя и полез в подсумок за фигуркой бронзового лиса. Статуэтка там за что-то зацепилась, и Мишка, пока ее выковыривал, невольно прислушался к голосу Роськи, продолжавшего свой рассказ.
— … Тимка ему и говорит: «Что ж ты себе, тогда, средний палец не отрежешь, если он самый длинный, а торчит без толку?», а Матюха ему и отвечает: «Мне он для лекарских дел надобен, особенно когда баб пользую. Иногда ж и внутри, кое-что пощупать надо».
41 
