очень нудно 
38 
Стандаль вроде пришел в себя:
— Разумеется. Вы абсолютно правы, Веум. — Он не без труда заставил себя вновь принять командование. — Ребята! Вы двое пойдете первыми. Потом ты, — он показал на того, к кому был пристегнут Ян Эгиль, — потом… вы трое. — Он имел в виду нас с Грете и Силье. — А мы замыкающие. — Ленсман говорил о себе и молодом Флекке с мегафоном. — Да! Ольсен, когда придем в Аньедален, позаботься, чтобы машины подъехали к нам повыше и держите этих чертовых писак на расстоянии по крайней мере в сто метров. — Он еще подумал немного и прибавил: — И свяжись там по уоки-токи, скажи, чтобы «скорая помощь» уезжала. Она нам не понадобилась. — Он повернулся ко мне и протянул руку. — Веум, давайте сюда.
Я передал ему «маузер», он сделал знак одному из полицейских, у которого в руках откуда ни возьмись оказался большой мешок для мусора. Туда и положили оружие.
Пара последних указаний — и мы двинулись по тропинке вниз. Шли молча. Все силы и внимание уходили на то, чтобы выискивать место для каждого шага, чтобы не повалиться на идущего впереди. Я видел, как прыгают вверх-вниз головы Силье и Грете. Самому мне в затылок тяжело дышал Стандаль. Настроение у всей компании было странное. Каждый думал о своем. Я чувствовал облегчение: наконец-то все кончилось. Но в то же время понимал, что теперь нам всем предстоит поломать голову. «Это я сделала», — сказала Силье, и внутри меня эта фраза звучала эхом слов, когда-то сказанных Яном-малышом: «Это мама сделала».
Была ли тут какая-то связь? Существовала ли вообще связь между этими двумя драматическими событиями?
Я пообещал ему, что разберусь во всем. Сказал, что я не из тех, кто бросает слова на ветер. Я вверх дном все переверну, но добьюсь правды.
Первым делом, когда доберусь до Фёрде, я должен выяснить, как жил Ян-малыш с тех пор, как мы расстались с ним в Бергене. Может быть, мне удастся обнаружить, что стало причиной последних ужасных событий.
Мы уже подходили к подножию горы. Скалы кончились, мы вновь были в долине. Пришлось остановиться у старого сеновала и подождать, пока двое полицейских дошли до поселка и позаботились о том, чтобы все приказы Стандаля были выполнены. Со стороны нам было видно, как журналистов оттеснили назад, а их протестующие голоса собачьим лаем донеслись до наших ушей.
— У меня там машина внизу, — сказал я.
— Утром заберете, Веум, — ответил Стандаль. — Сейчас проедете с нами.
Когда подступы к деревне были очищены, мы продолжили спускаться. Яна Эгиля посадили в первую машину. Силье, Грете и я оказались на заднем сиденье следующей, где впереди сидел сам ленсман, а за рулем — его помощник. Я взглянул на часы: было пять минут второго.
Журналисты напрасно ждали так долго. Думаю, на следующее утро газеты Фёрде хорошенько пройдутся по ленсману. Они, конечно, попытались сфотографировать нас, когда мы проезжали мимо, но вряд ли что-то у них получилось. Разглядеть, кого везут в машине, было невозможно. К тому же и Силье, и Яну Эгилю дали полицейские куртки, которые они натянули на головы.
Когда мы уже разворачивались на дороге, я бросил взгляд назад. Машины ехали по ледяной воде друг за другом. «Словно сафари или траурная процессия без покойника», — сказал я себе и, прикрыв глаза, тяжело откинулся на спинку сиденья. Но я даже не задремал. В эту ночь я так и не смог заснуть и, встав на следующее утро с кровати, чувствовал себя как старый учитель в последний день перед летними каникулами.
22
С закрытыми глазами я доплелся до ванной, вяло помочился и залез в душ. Постоял, прислонившись лбом к холодной стене. Прошла минута или две, пока я набрался сил открыть воду. Я стоял под душем, а вода текла и текла, как будто мне больше нечем было себя занять этим тоскливым утром в этом темном и убогом мире.
В конце концов я распечатал маленькое мыльце, намылился, смыл с себя пену, закрыл воду, вылез из душа и решился посмотреть в зеркало. Мне только что исполнилось сорок два — мужчина в расцвете лет! — но я себя не узнавал. Волосы стояли дыбом, словно я кричал от ужаса, лицо серое, землистое. Даже отросшая щетина стала какой-то бесцветной, будто многочасовой дождь в Трудалене вымыл из меня все краски. Да уж. Веселенькое выдалось утречко.
Я попытался улучшить впечатление, выудив из шкафчика принадлежности для бритья. Намылил лицо, так что его почти не было видно из-за пены, и принялся с брезгливым презрением водить бритвой, что привело, конечно, к многочисленным порезам на подбородке и на шее.
38 
