147 
— Я не это проверяла.
— Делия, ты уверена, что хочешь этого?
Я задаю этот вопрос, потому что она, возможно, не знает себя, а я посвятил изучению этой женщины всю жизнь.
— А ты уверен, что хочешь, чтобы я об этом задумалась? — отвечает она и прижимается губами к моему телу.
Я даже не думал, что во мне может вскипеть такая волна: я льну к ней, я стремлюсь к ней, как кровь стремится по венам, я кричу, когда ее ногти вонзаются в мои бедра. Перевернувшись, подмяв ее под себя, я жду, пока она откроет глаза и поймет: это я. Я проскальзываю в ее бархатную глубину. Я поддерживаю ритм наших сердцебиений. Мы движемся согласованно, как будто всю жизнь были вместе. Впрочем, мы действительно были вместе всю жизнь.
Когда все заканчивается, луна сворачивается клубком на крыше машины, словно ленивая кошка. Делия дремлет в моих объятиях. Я же не позволяю себе уснуть — хватит с меня снов. Начинается моя жизнь, а ее — начинается заново.
Примерно через час она просыпается.
— Фиц, а мы раньше этого не делали?
Я недоверчиво смотрю на нее.
— Нет.
— Хорошо. Не думаю, что могла бы такое забыть, — говорит она, с улыбкой уткнувшись мне в шею.
И она засыпает, держа меня за руку. Бриллиантовое кольцо, подаренное Эриком, врезается в мою плоть, как терновый венец. И я понимаю, что готов пройти этот путь ради нее. Готов умереть. Готов воскреснуть.
ДЕЛИЯ
Когда мы были детьми, никто не мог выиграть у Фица в «Скрэббл». Эрик сходил с ума, не в силах вынести мысль, что Фиц в чем-то его превзошел. Но Фиц обладал феноменальной памятью и не забывал ни единого слова, стоило хоть раз его прочесть. «Нет такого слова: анахорет», — спорил Эрик, но в словаре, разумеется, находилось определение: отшельник, пустынник.
Лично меня впечатляло, что двенадцатилетний подросток знал, что такое «пиксида». Но Эрик не привык быть на втором месте, а потому позвал на помощь меня.
Мы переходили от буквы к букве с тем необычайным усердием, с которым Эрик двигался к любой намеченной цели. Я составляла контрольные и гоняла его по ним, пока он обедал у нас дома.
— В любом случае, — говорил отец, — вы оба запросто сдадите выпускные экзамены.
Три недели спустя после начала наших занятий суббота выдалась дождливой.
— Эй, — как обычно, предложил Фиц, — а давайте-ка я обыграю вас в «Скрэббл».
— С чего ты решил, что сможешь нас обыграть? — поинтересовался Эрик, поглядывая на меня.
— Потому что я выигрывал уже пятьсот семьдесят тысяч раз!
Фиц сразу все понял. Как только Эрик выложил буквы Я-Р-Л и небрежно бросил, что так называли скандинавскую знать, глаза у Фица загорелись. Вся доска обросла словами вроде «лабрум», «капонир» и «гат». Наконец, когда счет почти сравнялся, Эрик выложил слово «вальгус». Фиц рассмеялся:
— Вот уж не думаю.
Эрик, сияя, протянул ему словарь и дождался, пока Фиц найдет нужную страницу. «Согнутый или искривленный внутрь — напр., вальгусная деформация».
Фиц покачал головой.
— Ладно, твоя взяла. Только я все равно победил. — И он разложил на трехочковых клетках слово «конгениальность», тем самым выйдя в лидеры.
— Что это значит? — спросила я.
— Это мы, — сказал он. — Проверь в словаре.
И я проверила. Мне нравилось это слово, оно было мягким и податливым, как подушка. Я думала, что оно значит «верность», «дружба», «ум» — все, что могло описать нашу троицу.
«Конгениальность, — прочла я в словаре, — сходство по духу, образу мыслей».
На следующее утро, пока Софи еще спит, я принимаю душ в номере Фица. Он входит, когда я причесываюсь, и без лишних слов забирает у меня гребень. Сначала он распутывает узелки в моих волосах, а потом проводит долгими, плавными мазками от макушки до самых кончиков. Взгляды наши встречаются в зеркале, но мы не говорим ни слова: боимся, что никакие слова не выдержат груза случившегося.
— Хочешь, поедем вместе? — предлагает он.
Я качаю головой, все еще привязанная к его руке тонкой прядью.
— Присмотри лучше за Софи.
Я сказала ему, что мне нужно поговорить с Эриком, только не уточнила, что по пути остановлюсь еще в одном месте.
Уже в машине я вспоминаю, с каким чувством засыпала вчера в объятиях Фица. Как бы мне ни хотелось списать это на причуду памяти, я знаю наверняка: это случилось.
И винить в этом запившего Эрика бесполезно.
147 
