Я улыбаюсь, но улыбка больше похожа на гримасу.
— Доктор Мурано, благодарю за ваши политические взгляды, но полагаю, что сейчас они не имеют отношения к делу.
— Еще как имеют! Я наблюдаю одну и ту же картину: милый, общительный ребенок внезапно ищет уединения, дистанцируется от раздражителей, перестает общаться с окружающими. Нам мало что известно о мозге аутиста, чтобы разобраться, почему эти дети к нам возвращаются и почему возвращаются не все. Но медицина понимает, что сильное травматическое переживание — как, например, арест — может привести к регрессу.
— У вас есть причины полагать, что Джейкоб будет представлять угрозу для себя и окружающих, если отпустить его на попечение матери?
— Никаких, — отвечает Мурано. — Он дотошно следует установленным правилам. Это одна из характерных особенностей синдрома Аспергера.
— Благодарю, доктор, — заканчиваю я.
Хелен Шарп постукивает карандашом по столу.
— Доктор Мурано, вы только что говорили о Джейкобе как о ребенке, я не ослышалась?
— Нет.
— На самом деле ему уже восемнадцать лет.
— Верно.
— По закону он взрослый человек, — говорит Хелен. — И способен отвечать за свои поступки, верно?
— Как известно, между юридической ответственностью и эмоциональной готовностью отвечать большая разница.
— У Джейкоба есть опекун? — интересуется Хелен.
— Нет, у него есть мать.
— Его мать подавала прошение назначить ее официальным опекуном сына?
— Нет, — отвечает психиатр.
— А вы подавали прошение назначить вас его официальным опекуном?
— Джейкобу исполнилось восемнадцать только месяц назад.
Прокурор встает.
— Вы упомянули, что для Джейкоба очень важно придерживаться заведенного распорядка?
— Жизненно важно, — подчеркивает психиатр. — Если он не знает, что его ожидает, приступа, подобного нынешнему, не избежать.
— Значит, Джейкобу необходимо заранее знать свое расписание, чтобы чувствовать себя защищенным?
— Именно.
— А если я сообщу вам, доктор, что в исправительном учреждении Джейкоб каждый день встает в одно и то же время, ест в одно и то же время, принимает душ в одно и то же время, ходит в библиотеку в одно и то же время и так далее. Разве это как-то расходится с тем, к чему привык Джейкоб?
— Но он привык не к этому. Это отклонение от его обычного распорядка, сродни незапланированной перемене, и я боюсь, что оно приведет к необратимым изменениям в психике Джейкоба.
Хелен как-то неприятно улыбается.
— Доктор Мурано, вы отдаете себе отчет в том, что Джейкоба обвиняют в убийстве первой степени? В убийстве наставницы по социальной адаптации?
— Отдаю, — отвечает психиатр. — И с трудом могу в это поверить.
— Вам известно, какие улики против Джейкоба имеются у полиции?
— Нет.
— Значит, ваше предположение о виновности или невиновности Джейкоба основывается исключительно на том, что вам о нем известно, а не на фактах?
Доктор Мурано удивленно приподнимает бровь.
— А вы строите свое предположение на фактах, даже не видя Джейкоба.
«Получи!» — с улыбкой думаю я.
— Больше вопросов не имею, — бормочет Хелен.
Судья Каттингс следит за тем, как доктор Мурано уходит со свидетельского места.
— У обвинения есть свидетели?
— Ваша честь, нам бы хотелось попросить отсрочку, учитывая, что слишком короткий срок…
— Если хотите подать ходатайство, мисс Шарп, отлично. Предположим, что вы его уже подали. Стороны, я готов выслушать доводы.
Я встаю.
— Ваша честь, я хочу просить признать подсудимого недееспособным, а после вынесения вердикта по этому вопросу суд может пересмотреть сумму залога. Но на данном этапе есть юноша, психическое состояние которого с каждой минутой ухудшается. Прошу суд наложить ограничения на него, на его мать, на психиатра и даже на меня. Хотите, чтобы он каждый день являлся в суд и отмечался? Отлично, я буду его привозить. Джейкоб Хант обладает конституционным правом быть отпущенным под залог, но есть у него, Ваша честь, и права человека. Если продолжать держать его за решеткой, тюрьма его раздавит. Я прошу — нет, умоляю! — уважаемый суд назначить разумную сумму залога и отпустить моего клиента на свободу до слушания по вопросу дееспособности.
Хелен смотрит на меня и закатывает глаза.