102 
— Ваша честь, Джейкоб Хант обвиняется в убийстве первой степени. В убийстве молодой женщины, которую он знал и которая, по-видимому, ему нравилась. Она была его учителем, они вместе проводили досуг, и факты по этому делу — если не вдаваться в подробности — включают в себя и изобличающие показания, которые дал подсудимый в полиции, и улики, связывающие его с местом преступления. Обвинение уверено, что у него имеются очень веские улики. Ваша честь, раз обвиняемый столь прискорбно ведет себя еще до решения вопроса об освобождения под залог, то представьте, сколько изобретательности он проявит, чтобы избежать правосудия, если вы позволите ему выйти из тюрьмы. Родители несчастной и так сломлены потерей дочери, но они будут просто в ужасе, если освободить этого юношу, который даже в камере ведет себя агрессивно и не понимает разницы между «хорошо» и «плохо». Обвинение выступает против того, чтобы выпустить подсудимого под залог до слушания вопроса о его дееспособности.
Судья смотрит на галерку, где сидит Эмма.
— Миссис Хант, — говорит он, — у вас есть еще дети?
— Да, Ваша честь. Пятнадцатилетний сын.
— Полагаю, он требует внимания, не говоря уже о еде и необходимости отвозить его в школу?
— Да.
— Вы отдаете себе отчет в том, что если подсудимого отпустят на поруки, то вы должны будете отвечать за него двадцать четыре часа в сутки, а это существенным образом скажется на вашей свободе передвижения, равно как и на заботе о младшем сыне?
— Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы забрать Джейкоба домой, — отвечает Эмма.
Судья Каттингс снимает очки.
— Мистер Бонд, я готов отпустить вашего клиента на определенных условиях. Во-первых, в качестве залога послужит дом семьи Хант. Во-вторых, я потребую, чтобы в доме велось видеонаблюдение; подсудимому запрещено посещать школу, ему не разрешено покидать дом; либо его мать, либо другой взрослый старше двадцати пяти лет должен постоянно находиться рядом с ним. Ему запрещено покидать пределы штата. Он должен подписать отказ от экстрадиции, он обязан встречаться с доктором Мурано и следовать всем ее рекомендациям, включая медикаментозное лечение. И наконец, как и предполагалось ранее, будет проведена экспертиза на предмет определения его дееспособности. Защита и обвинение должны договориться между собой о месте и времени. Обвинению нет необходимости подавать ходатайство; суд вернется к рассмотрению данного дела в тот день, когда будут получены результаты экспертизы.
Хелен собирает свои вещи.
— Наслаждайтесь отсрочкой, — желает она мне. — Счет будет в мою пользу.
— Только благодаря вашему росту, — шепчу я.
— Прошу прощения?
— Я сказал, вы не знакомы с моим клиентом.
Она щурится и, величаво ступая, удаляется из зала суда.
За моей спиной Эмма заключает в объятия доктора Мурано, потом отыскивает взглядом меня.
— Огромное спасибо, — благодарит она. Голос ее подводит, разбиваясь о слоги, как волна.
Я пожимаю плечами, как будто это пара пустяков. На самом деле я весь мокрый под рубашкой.
— Не за что, — отвечаю я.
Я веду Эмму в кабинет секретаря — заполнить необходимые бумаги и забрать документы, которые должен подписать Джейкоб.
— Встретимся в вестибюле, — говорю я.
Хотя Джейкоб не присутствовал на заседании, его должны были привезти в здание суда на время, пока решалась его судьба. Теперь ему необходимо подписать условия освобождения и отказ от экстрадиции.
Я его еще не видел. И если быть до конца честным, немножко побаиваюсь нашей встречи. Со слов его матери и доктора Мурано выходило, что он — «овощ».
Когда я подхожу к камере, он лежит на полу, подтянув колени к подбородку. Голова забинтована. Под глазами синяки, волосы спутаны.
Господи, если бы он предстал перед судьей в таком виде, его бы освободили из тюрьмы ровно через десять секунд!
— Джейкоб, — тихонько зову я. — Джейкоб, это я, Оливер. Твой адвокат.
Он не шевелится. Глаза широко открыты, но он даже не моргает, когда я подхожу ближе. Я делаю знак надзирателю, чтобы открыл камеру, и опускаюсь на корточки рядом с ним.
— Ты должен подписать кое-какие бумаги, — говорю я ему.
Он что-то шепчет. Я наклоняюсь ближе.
— Одну? — переспрашиваю я. — По правде сказать, несколько. Но послушай, приятель, тебе больше не надо возвращаться в тюрьму. Это хорошая новость.
102 
