Последние отзывы

  159  

— Я не хочу этого слушать, — перебиваю я, затыкая уши.

Каждый раз, когда у меня появляется шанс выручить Джейкоба, он выкидывает подобный фортель. К сожалению, я в нерешительности: служит ли подобное поведение, свидетелем которого я только что стал, доказательством моей позиции (разве его можно признать вменяемым?) или же оно способно настроить присяжных против обвиняемого? В конце концов, Джейкоб не говорит о воображаемых гигантских кроликах, он показывает, что совершил убийство. И убийство, на мой взгляд, чертовски хорошо продуманное. Похоже на тренировку, чтобы в реальной жизни совершить убийство идеальное.

— Правило номер два: в суде ты должен вести себя так, как я тебе велю.

— Я был в суде уже десять раз, — отвечает Джейкоб. — И думаю, что уже уразумел это правило.

Эмма качает головой.

— Слушай его, — тихо говорит она. — Сейчас Оливер главный.

— Каждый раз перед входом в зал заседаний я буду давать тебе пачку бумаги для записей, — объясняю я ему. — Если тебе нужен перерыв, передай мне записку.

— Какую записку? — спрашивает Джейкоб.

— Любую. Но ты будешь так делать, если тебе понадобится перерыв. Я буду также давать тебе блокнот и ручку. Хочу, чтобы ты все записывал, как делаешь, когда смотришь «Блюстителей порядка».

— Но в зале суда ничего интересного не происходит…

— Джейкоб, — решительно заявляю я, — там решается твоя судьба. Правило номер три: нельзя ни с кем разговаривать. Даже с мамой. А тебе, — я поворачиваюсь к Эмме, — нельзя подсказывать сыну, как себя чувствовать, как реагировать. Что сказать, что сделать. Все записки, которыми вы будете обмениваться, будут читать прокурор и судья. Я не хочу, чтобы вы осуждали даже погоду, потому что ваше общение, если вы поведете себя подозрительно, тут же пресекут. И тебя удалят с места на скамье подсудимых. Хочешь написать «Дыши» — хорошо, пиши. Или «Все отлично, не волнуйся». Но ничего лишнего.

Эмма касается руки Джейкоба.

— Ты понимаешь?

— Да, — отвечает он. — Теперь я могу идти? Вы хотя бы понимаете, как сложно отмыть со стен кукурузный сироп, если он высохнет?

Я совершенно не обращаю на его слова внимания.

— Правило номер четыре: ты будешь надевать костюм с галстуком. Я не желаю слушать, что у вас нет на это денег. Эмма, это не обсуждается…

— Никаких пуговиц, — безапелляционным тоном заявляет Джейкоб.

— Почему?

— Потому что они колют мне грудь.

— Ладно, — иду я на уступки. — Как насчет водолазки?

— Почему я не могу надеть свою счастливую зеленую трикотажную рубашку? — удивляется Джейкоб. — Я надевал ее, когда сдавал тест на проверку академических способностей и набрал восемьсот баллов по математике.

— Может быть, подойдем к твоему шкафу и что-нибудь выберем? — предлагает Эмма.

Мы опять тащимся наверх, на этот раз в комнату Джейкоба. Когда мы проходим мимо ванной, я намеренно избегаю смотреть в ту сторону.

Хотя полиция оставила вытяжной шкаф у себя в качестве улики, Джейкоб соорудил новый, перевернув кашпо. Новый шкаф не прозрачный, как аквариум, но, должно быть, работает, потому что я чувствую запах клея. Эмма распахивает платяной шкаф.

Если бы я не видел это собственными глазами, никогда бы не поверил. Одежда Джейкоба аккуратно развешана согласно цветовой палитре, вещи не соприкасаются. В голубой зоне висели джинсы и брюки из твида, разноцветные футболки с длинными и короткими рукавами. И, согласно цветовой последовательности, та самая счастливая зеленая рубашка. Тут она выглядела, как святыня гея.

Есть четкая граница между невменяемостью и неуважением к суду. Я делаю глубокий вдох, не зная, как объяснить это клиенту, которого заботят только собственные ощущения от планки с пуговицами на груди.

— Джейкоб, — говорю я, — ты должен надеть рубашку с воротником. И галстук. Мне очень жаль, но из этого ничего не подходит.

— Какое отношение мой внешний вид имеет к тому, чтобы говорить суду правду?

— Потому что ты предстанешь перед присяжными, — отвечаю я. — Поэтому необходимо произвести хорошее первое впечатление.

Он отворачивается.

— Я все равно им не понравлюсь. Меня никто не любит.

И по его тону слышно, что он не испытывает сожаления по этому поводу. Просто констатирует факт — вот так устроен мир.

После того как Джейкоб уходит убирать беспорядок, я вспоминаю, что в комнате со мной находится еще и Эмма.

  159