30 
Остановившись, чтобы вытереть пот со лба, он оглянулся, увидел выжженную, почерневшую землю и впервые признался себе, что разрушение Куинты причинило ему настоящее горе.
Он решил быть отстраненным. Выполнить работу, о которой его попросили, и уехать навсегда отсюда. Так было легче.
Но Мэдди заставила его слушать свои восторженные воспоминания, и теперь ему было больно, как будто его разрубили пополам.
Годами он притворялся, что эта земля для него ничего не значит, и убедил себя в этом. Но на самом деле это была самозащита, как и тогда, когда он сбежал от бабушки и ее нравоучений. И от вины, которую нес в себе все эти годы за смерть своих родителей и родителей Мэдди.
Дэкс решительно выбрал для себя другую жизнь, в которой не было Куинты. Он постоянно находил себе занятие, как Мэдди, но в отличие от нее никто не заставлял его работать день и ночь напролет, он прекрасно понимал, что в тот момент, когда ему нечем будет заняться, он покинет эти места.
И если бы он это сделал, ему пришлось бы вновь пережить трагедию, которая навсегда изменила его жизнь.
Он всеми силами старался оттянуть этот момент.
И все же он чувствовал, что вынужден смотреть на опустошенную землю, не в силах заставить себя не думать о том, что отец Мэдди и его мать, больше всех любившие Куинту, были бы в отчаянии, увидев оставшееся от нее пепелище.
Обе семьи приложили много усилий, чтобы превратить руины старого поместья в великолепный дом. Но лишь его мать и Джим Кук знали здесь каждый камешек, каждый уголок и по-настоящему любили это место.
Работа по возрождению Куинты придавала жизни Дэкстера смысл, была чем-то вроде эмоционального насыщения.
Возможно, именно эти воспоминания смягчили его сердце и сделали его таким восприимчивым к хитростям Мэдди.
Дэкс презирал себя за то, что приходил в состояние возбуждения, когда она оказывалась рядом.
Он не имел женщин с тех пор, как три года назад умерла Луиза. Много умерло и в нем самом. Он знал, что стал холодным и бесчувственным, чтобы защитить себя.
И именно Мэдди разрушала его защитную оболочку.
Прошлой ночью он почувствовал неутолимое желание заключить девушку в объятия, целовать ее мягкие податливые губы, ощутить роскошь ее тела. Снова познать блаженство.
Ему пришлось ненадолго прервать работу, потому что стало тяжело дышать. Он не должен чувствовать что-либо подобное к такой женщине, как она, легкомысленной и ищущей выгоды во всем. Тот домашний ангелочек, которого он видел вчера, был лишь иллюзией.
Он очень скучал по Луизе. И в то же время неосознанно искал ей замену. Как будто кто-то мог заменить ее.
Покойная жена была доброй, нежной и честной.
Он попытался вспомнить ее лицо. Но в голову приходил другой образ – женщина с серебристыми глазами, в которых можно было утонуть. Чья улыбка влекла и соблазняла, как улыбка сирены. Женщина, которая в течение нескольких минут заставляла его улыбаться, гневаться и удивляться. Мэдди.
И все же она не стоила и волоска Луизы. На его глаза навернулись слезы, и ком подступил к горлу. Он не имеет права пятнать память жены, думая о ней и Мэдди одновременно.
– Она проститутка, которая хочет поживиться. Всегда помни об этом, идиот, – пробормотал Дэкс себе под нос.
Разозлившись на самого себя, он швырнул облицовочный камень и расколол его. Со злостью отбросил его в сторону и подумал, что бы произошло, если бы она не напомнила ему о несчастном случае, произошедшем с их родителями. Момент безумия, когда его охватывало желание обладать ею, заставил его содрогнуться.
– Босс? Все в порядке?
Он посмотрел на Мануэля, своего менеджера.
– Какого черта… – И потом махнул рукой в знак извинения. – Извини, Мануэль.
Взгляд менеджера был мягким и понимающим.
– Трудные времена, босс. Нам тоже нелегко. Вы… – Он пожал плечами, как бы выражая сочувствие, затем положил руку на его плечо. – Мне жаль говорить вам об этом, но у нас остался последний шанс, чтобы еще раз осмотреть дом. Через четыре часа пригонят бульдозеры.
– Хорошо. Не пускай сюда никого, – пробормотал Дэкс. – Я хочу побыть один.
Это было последнее прощание.
Его мать, бледная и встревоженная, поцеловала его в тот ужасный день, ее волосы, мягкие и ароматные, упали на его лицо, когда она обняла его.
Тогда он не знал, что видит ее живой в последний раз.
Больно. Боже мой, как же больно! Подавляя в себе острую боль, он надел грубые рабочие перчатки и зашагал к руинам дома.
30 
