48 
– О'кей, – сказал Джон Кэнон, – я пришлю его вам после обеда. А пока закройтесь в вашем номере и никому не открывайте.
* * *
– Я Ибрагим, – объявил огромный мужчина тоненьким голосом.
Он едва мог пройти в дверь. На нем были брюки и рубашка без воротника. С метр девяносто ростом и килограммов 120 весом, он был весь сколочен из мускулов. Малко рядом с ним казался ребенком. В одной руке шофер Джона Кэнона держал какой-то предмет, завернутый в тряпку, а в другой – пластиковый пакет с чаем.
– Входите, – сказал Малко.
Индиец вошел и встал навытяжку посреди комнаты.
– Что это у вас?
Ибрагим развернул тряпку с ангельской улыбкой. В свете лапы блеснуло лезвие тесака. Впрочем, Ибрагим со своим лысым черепом, выпученными глазами и мягкой улыбкой выглядел совсем безобидно. Он сделал жесту словно отрубает голову.
– В 1947 году я убил многих сикхов, – сказал он слабым голосом. – Я не боюсь сражаться.
Еще один голубь мира!
Шофер Джона Кэнона восхищенно осмотрел гостиничный номер.
– Я буду спать здесь? – спросил он, указав место на ковре рядом с кроватью.
Малко не сдержал улыбки.
– Нет, в соседней комнате.
Малко подошел к двери, ведущей в соседний номер, который он снял, и распахнул ее. Ибрагим молча последовал за ним, подавленный такой щедростью.
– Дверь будет прикрыта, – сказал Малко. – Вы знаете, что надо будет делать.
Индиец энергично кивнул головой.
– О да, сэр. Если кто-нибудь входит, я его убиваю! И завтра в четыре часа я вас отвожу на похороны мисс Лим.
– Не надо убивать кого попало, – уточнил Малко.
...Возвращение в гостиницу на «скорой помощи» было весьма впечатляющим. Его на носилках пронесли через холл. Репортер криминальной хроники из «Стройтс тайм» на ходу задал ему несколько вопросов перед тем, как санитары запихнули его в лифт под вспышки фотографов.
Теперь ему оставалось лишь дожидаться похорон. Он еще не наметил никакого плана. Даже если пришлось бы «оседлать» машину Тонга Лима, он сумеет с ним переговорить. Имея рядом Ибрагима, Малко чувствовал себя увереннее. Расслабившись, он стал перебирать в памяти все, что случилось с ним после приезда в Сингапур. Это было похоже на решение головоломки. Те, кто вызволил его из гроба, должны были с самого начала следить за делом Лима. Но ему требовались доказательства.
Он поднялся, подошел к телефону и набрал номер Сакры.
– Алло? – услышал он ее мягкий и низкий голос.
– Это журналист Малко Линге, – представился он.
На другом конце провода долго молчали, потом Сакра Убин сказала нерешительно:
– Я видела газеты сегодня вечером... Вас похитили. Надеюсь, вы не ранены?
– Я хотел бы повидать вас, – сказал Малко. – У меня есть многое, что я мог бы вам рассказать.
Она промолчала, а потом проговорила:
– Я работаю. И не знаю, что вы можете мне сказать...
Несмотря на сухость тона, Малко почувствовал неуловимое смягчение ее голоса.
– Я еще слишком слаб, чтобы выходить, – промолвил он. – Но может быть, вы зайдете в отель пообедать со мной?
И снова продолжительное молчание. Потом она сказала еще более тихо:
– Не знаю. Возможно, я зайду.
* * *
Сакра Убин с отвращением взглянула на бутылку шампанского, опустевшую на три четверти, и отодвинула стул. Она с удовольствием съела лангусту, фруктовый салат с коньяком, поданные на стол, который был накрыт в номере. Она почти не говорила, словно стыдясь своего пребывания здесь.
Теперь ее черные, как агат, глаза блестели в мягком свете лампы, оживленные вином. Ее пухлые фиолетовые губы были полуоткрыты, обнажая ослепительные зубы. Она странно вырядилась во что-то среднее между платьем и костюмом из черного шелка со множеством застежек, но этот наряд не очень портил ее цветущую фигуру. Можно было подумать, что это огромный надушенный муравей. Малко заметил, что она надушилась или скорее опрыскала всю себя духами.
Чтобы не волновать ее, он закрыл дверь в соседнюю комнату, где расположился Ибрагим.
Сакра вдруг встала, слегка пошатываясь.
– У меня кружится голова, – сказала она. – Мне нехорошо, вы заставили меня пить.
– Прилягте отдохнуть, – предложил Малко.
Сакра отпрянула назад, словно он предложил ей что-то непристойное.
– Нет-нет, я сейчас уйду...
Но она не двигалась, опершись лбом о стеклянную дверь в прихожую. Во время еды Малко так и не смог ничего вытянуть из нее. Каждый раз, когда он касался смерти ее мужа, она уходила в себя, словно улитка.
48 
