Глава 6. Загадочный незнакомец

Мадам ля дофина разговаривала со мной очень долгое время, но я не распознал ее. Наконец, когда она сняла маску, все окружили ее, но она удалилась в свою карету. В три часа ночи я ушел с бала.

Из дневника Акселя де Ферзена

Спустя несколько месяцев после моей поездки в Париж Артуа женился. Его невестой оказалась сестра Марии Джозефы. Их отец Виктор Амедей, король Сардинии, естественно, хотел, чтобы мужем одной из его дочерей был дофин, поэтому сестры были обижены на меня.

Мария Терезия была даже безобразнее своей сестры. Главной отличительной чертой ее был нос, и то благодаря своей длине; рот у нее был огромный, глазки маленькие и ко всему прочему она слегка косила. Она была очень маленькая и абсолютно лишена изящества. Король дал ясно понять, что считает ее отталкивающей; что касается Артуа, то он не выражал своего разочарования и вел себя так, как если бы этот вопрос не имел для него никакого значения. Казалось, что Мария Терезия хочет спрятаться от всех, и он был рад предоставить ей такую возможность. У него уже была любовница — очень красивая женщина, намного старше его, по имени Розали Дуте, которая обслуживала герцога де Щартра так же, как теперь она обслуживала Артуа.

Каждого забавляло положение Артуа, но никто не симпатизировал бедной маленькой невесте. Все симпатии были на стороне Артуа, поскольку он был поистине несчастен, имея такую жену.

В Версале ходил типичный каламбур: «Заработав несварение желудка на сладком пироге из Савойи, принц поехал в Париж отведать чайку»².

Я была одной из немногих, кто сочувствовал Марии Терезии, и делала все, чтобы стать ее подругой, но она вела себя со мной весьма отчужденно и неприязненно.

Однако никогда еще после моего приезда во Францию я не проводила время как весело, поэтому мне не нужна была дружба моих невесток. Принцесса де Ламбаль стала моей близкой подругой и мы болтали с ней так же, как раньше с Каролиной. В первый раз я действительно поверила, что мне удалось найти замену своей сестре.

Когда выпал снег, мне ненадолго показалось, что вновь возвратилась в Вену. Однажды я нашла в конюшне Версаля старые сани. Поскольку со мной вместе была принцесса, я рассказала ей, как мы привыкли веселиться в Вене, и о том, как Иосифу привезли снег с гор, когда он уже растаял внизу, поскольку брат очень любил кататься на санках.

— А почему бы и нам не попробовать? — воскликнула я. — Не вижу никаких препятствий. Вот сани, а там снег.

Поэтому я приказала конюхам приготовить сани, запрячь лошадей в них, и мы с принцессой выехали.

Мы направились в Париж — всегда в Париж, и так весело было ехать по дороге. Наконец, мы добрались до Булонского леса. Было очень холодно, но мы закутались в шубы и с восторгом чувствовали, как пылают наши лица.

— Это так же, как в Вене, — кричала я, — а ты напоминаешь мне мою самую дорогую сестру Каролину.

Однако в действительности это не было похоже на Вену, где саней насчитывалось множество, а здесь нашлась только одна дорога, по которой можно проехать. В Булонском лесу были только наши сани, и мы не путешествовали, а просто играли. Люди вышли на улицу и наблюдали за нами; они очень отличались от тех, кто приветствовал меня в городе летом. У этих людей были истощенные синие лица; они стояли и дрожали от холода и контраст между ними, одетыми в разнообразные лохмотья, и нами, закутанными в шубы, был мучительно неприятным. Я понимала это, но пыталась не обращать внимания, поскольку это отравляло веселье.

Мерси пришел в мои покои суровым.

— Ваше новое приятное времяпрепровождение не нравится народу Парижа, — сказал он мне.

— Но почему?

— Такие развлечения здесь не приветствуются.

— О, — пробормотала я, — опять этикет. Однако это имело гораздо большее значение, — чем вопросы этикета, и я не горевала, отказавшись от этой затеи.

Таков был конец наших поездок на санях. Напряжение в кругу семьи, которая увеличилась в связи с приездом жены Артуа, постепенно возрастало. Две сестры были объединены своей неприязнью ко мне, а два деверя — своим властолюбием. Из двух братьев Прованский несомненно был более честолюбивым. У Марии Джозефы не было никаких признаков беременности, ходили слухи, что она страдает таким же бессилием, как и дофин.

  51