205 
Они выпили кофе. Катер слегка покачивало на пологих волнах. Потом Вестин осторожно подвел катер носом к выступающей скале, и Валландер прыгнул. Ему повезло – он даже не поскользнулся на мокром камне. Катер сразу отошел назад. Вестин вышел из рубки.
– Можешь не торопиться, – крикнул он. – Я подожду.
Прибрежные скалы местами густо поросли лиловым вереском, кое-где во впадинах между утесами виднелся густой ольшаник, но в основном – голый камень. В расщелине лежал птичий череп. Он шел на запад, иногда скользя на мокром граните, когда мох проседал под его тяжестью. За одним из густых ольшаников он увидел небольшой залив. Огляделся. Вот они, эти развалины, о которых говорил Вестин. Катера отсюда не было видно. Стояла тишина, если не считать чуть слышного бормотания прибоя. Он тут совсем один. И в то же время в центре невидимого круга. В том месте, откуда, чем дольше смотришь, видно все дальше.
Здесь и начинается Швеция, подумал Валландер. Вестин был совершенно прав. Начинается и кончается. Остров, все поднимающийся и поднимающийся из моря, медленно и незаметно. Шведские скалы.
У него захватило дух, непонятно отчего. Он попытался представить, как здесь жили люди. На краю земли, на одиноком острове, в ветхом деревянном доме, в бедности и лишениях.
Здесь начинается Швеция, и здесь она кончается. Он действительно находился в центре чего-то, чему сам не мог придумать названия. Если историю представить себе в виде ландшафта, то отсюда он мог, поворачиваясь во все стороны, видеть ее целиком.
Чуть к северу от развалин хижины поднимался утес, очевидно самый высокий на острове Он нашел глазами самый пологий склон и полез наверх. Несколько раз он скользил, порвал штанину, но в конце концов все же забрался на самый верх. Катер, качавшийся в заливе, отсюда казался совсем маленьким. Он огляделся. Открытое море, с севера и востока – рифы и отмели. На юге и западе все теснее и теснее толпились острова… Одинокие морские птицы то взмывали, то скользили вниз на воздушных потоках. И ни суденышка, ни паруса – яхты в преддверии холодов уже перекочевали на зимние стоянки. Пустой фарватер, бакены словно статуи в закрытом на зиму музее.
Валландер чувствовал себя словно внутри высокой дозорной башни. Идеальное место, чтобы принять решение. Остров и море – отступать некуда.
Скоро ему стукнет пятьдесят. Большая часть жизни прожита. Вернуться назад и начать все сначала невозможно. Несколько лет назад он еще колебался – может, уйти из полиции, выбрать другую профессию? Служба безопасности на крупном предприятии, к примеру. Он даже стал вырезать объявления, уже почти решился, а потом их все изорвал. Теперь он твердо знал, что от себя не уйдешь. Он полицейский, и он останется полицейским. Он никогда не уедет из Истада. Еще как минимум десять лет он будет сидеть в своем кабинете. Потом закроет за собой дверь, уйдет на пенсию, а что будет дальше – этого ему знать не дано.
Выдержит ли он эти десять лет? Он посмотрел на море и прищурился, словно бы ожидая услышать ответ на свой вопрос. Но море молчало, медленно катя к берегу пологие волны.
Он подумал, что будет все труднее. Все больше народу выброшено на обочину жизни, все больше молодых людей вступают в жизнь с чувством своей полной ненужности.
И еще он подумал, что профессия полицейского означает только одно – сопротивление. Несмотря ни на что, пытаться противостоять всем этим силам распада.
Впрочем, это лишь часть ответа. И не факт, что правильного. Шведским политикам в основном пока еще можно доверять, профсоюзы не управляются мафией. Предприниматели пока не ходят с пистолетами в кармане, не нанимают телохранителей, забастовщиков не избивают дубинками. Но трещина, проходящая через все общество, делается все глубже. Это напоминает дрейф материков – процесс протекает настолько медленно, что никто его и не замечает, пока не разражается гибельное землетрясение. Но трещина есть, и о ней нельзя забывать. Население страны вновь разделилось, по новому признаку – на тех, кто нужен, и тех, кто не нужен. Быть полицейским при таком раскладе сил означает все время делать свой выбор – и всякий раз все более тяжкий. Им надо продолжать наводить порядок на поверхности, при том что гниль-то в глубине, в самых основах общества.
Будет еще тяжелее. Он с ужасом думал об оставшихся ему годах службы.
Он нашел глазами катер.
Наверное, пора идти. Вестин сказал, что он может не торопиться, но он и так здесь уже довольно долго.
205 
