очень нудно 
44 
Он очнулся спустя несколько часов. Де’Уннеро лежал голый на влажной земле, дрожа от пронизывающего вечернего ветра. Но он быстро взял себя в руки, вскочил, нашел свое коричневое монашеское одеяние, оделся и направился в Пентхисл.
Словно нарочно, первой, кого он встретил в селении, состоявшем из нескольких крестьянских домов, была та самая девочка. Ей уже успели перевязать руку.
— Наконец-то вы пришли, — обратилась к нему ее мать, ладная женщина примерно сорока зим от роду. — Нам так требовалась ваша помощь, уважаемый брат. Моя дочка поранила руку.
Де’Уннеро взял руку девочки и осторожно поднял ее, чтобы осмотреть.
— Ты хорошо промыла рану? — спросил он.
Женщина кивнула.
Монах отпустил руку ребенка, затем погладил девочку по голове.
— Ты все правильно сделала, — сказал он матери.
Де’Уннеро направился к своему дому. Но пройдя несколько шагов, он обернулся и еще раз взглянул на девочку. В лесу он мог бы с поразительной легкостью убить ее. И как ему тогда этого хотелось! Как он жаждал полакомиться ее нежным мясом!
И все же он этого не сделал. Де’Уннеро понял, что сегодня он одержал победу. Неужели пришел конец его страху? Страху, изгнавшему его из Палмариса после сражения в Чейзвинд Мэнор, когда Полуночник выбросил его из окна.
Де’Уннеро понимал: то не был страх перед Полуночником, королем или победившими противниками Маркворта. Монах страшился самого себя, своей чудовищной и неотступной внутренней потребности убивать. А ведь когда-то Де’Уннеро был одним из наиболее уважаемых магистров Санта-Мир-Абель и ближайшим советником отца-настоятеля. Впоследствии Маркворт сделал его настоятелем Сент-Прешес, а затем и епископом Палмариса. Он был наставником Карающих Братьев и считался величайшим из воинов, когда-либо выходивших из стен Санта-Мир-Абель, воплощением воинских традиций ордена Абеля. Именно в те дни Маркало Де’Уннеро увлекся магией особого самоцвета — тигриной лапы. С помощью этого камня он научился превращать одну или обе свои руки в лапы крупного и сильного тигра. То было оружие, столь же грозное, как любой меч. В период восхождения Маркворта к абсолютной власти отец-настоятель познакомил Де’Уннеро с более высоким уровнем магии превращений. Преуспев и в этом, молодой магистр научился полностью перевоплощаться в тигра, то есть совершать одержание — именно так называется овладение телом человека или животного с помощью магических самоцветов. До него такое не удавалось никому.
Но затем произошло нечто непредвиденное. Де’Уннеро потерял камень. Впрочем, может быть, он просто слился с самоцветом, в результате чего теперь мог превращаться в тигра и без камня. Нередко вопреки собственной воле.
Это и было истинной причиной его бегства из Палмариса. Де’Уннеро боялся себя, боялся того безжалостного убийцы, каким стал.
Для человека, некогда находившегося на высотах власти, такое существование было невыносимым, невзирая на все радушие жителей Пентхисла. Возможно, отныне Де’Уннеро навсегда обречен скитаться по задворкам человеческого жилья. Каждый раз, когда неодолимая потребность убивать начнет брать верх, ему придется менять пристанище. Еще год-другой, и глядишь, ему придется скрываться от целой армии охотников, собранных едва ли не со всего королевства.
Но сегодня…
Соблазн был необычайно велик: запах страха и крови, легкое, почти бесшумное убийство. И все же он поборол этот соблазн и вышел победителем. Неужели Маркало Де’Уннеро обрел власть над своим одержанием?
Если это так, значит, он может вернуться в Палмарис, к своей церкви.
Но тут же Де’Уннеро пришлось вернуться с небес на землю: как-никак, он ведь убил барона Бильдборо и его охрану, он ранил Элбрайна. По сути, это они с Марквортом убили Полуночника. Если Де’Уннеро вернется в Палмарис, что, кроме суда, может его ожидать?
— А при чем здесь суд? — вслух спросил себя Де’Уннеро.
И неожиданно — впервые за последние полгода — он улыбнулся. Доказательств его причастности к убийству барона Бильдборо нет, все это домыслы его врагов. И на каком основании он должен нести ответственность за события, произошедшие в Чейзвинд Мэнор? Разве он не выполнял свой долг, защищая отца-настоятеля? И разве Элбрайн и Джилсепони не являлись тогда преступниками в глазах церкви и государства?
— О чем это вы, святой отец? — спросила мать девочки.
44 
