Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
64 
— Что мне делать! Я не знаю, что мне делать, — закричал мальчик.
Но тут появился Джеймс с хорошими новостями.
— Не беспокойся, брат, — сказал он. — Все будет в порядке. Ты что же, думал, что Чарлз забудет о тебе? Он не хуже тебя знает, какой фурией способна стать мать, когда речь идет об обращении в ее веру. Внизу тебя ждет маркиз Ормондский, он от Чарлза, с лошадьми и указанием переправить тебя в Кельн к королю.
— Чарлз! — сказал Генри и заплакал. — Я поеду к Чарлзу!
— Чарлз бы тебя ни за что не бросил, — крикнул Джеймс. — Он ожидал такого поворота событий. Он написал тебе. Немножко сурово, но это потому, что знал — ты никогда не обретешь душевный покой, если нарушишь слово, данное отцу. Он пожелал тебе стойкости в борьбе с матерью и горд, что ты так и не сдался. И никогда не думай, что он способен бросить тебя. Выше нос, брат! Ты найдешь больше понимания у короля, твоего брата, нежели у монахов из иезуитского колледжа, куда мама хотела определить тебя.
И той же ночью, после нежного прощания с братом Джеймсом и сестрой Генриеттой, Генри, изгнанник милостью своей матери, отправился в Кельн, чтобы присоединиться к другому изгнаннику.
Глава 6
Анна Австрийская любила смотреть, как танцует ее сын — он делал это так грациозно и изящно! Ей нравилось устраивать частные вечеринки в своих апартаментах в Лувре, на которые приглашались немногие представители родовитейших семейств Франции. Сама она присутствовала на этих вечерах в домашнем платье, волосы упрятаны под чепец, что должно было подчеркнуть интимную обстановку вечера. В одном углу огромной залы сидели скрипачи, а в другом — она, окруженная друзьями. В центре залы танцевали молодые люди, пока она болтала с близкими людьми, в обязанности которых входило сообщать ей новые скандальные сплетни или восхищаться бесчисленными достоинствами ее сына.
На эти танцевальные вечера она часто приглашала и Генриетту-Марию с дочерью.
— Какая прелестная малышка, — говорила она. — Чем взрослее, тем очаровательнее. Сколько ей сейчас лет?
— Одиннадцать, — ответила Генриетта-Мария. — Да, она повзрослела. Трудно в это поверить, но прошло уже одиннадцать лет с того ужасного дня, когда…
Анна торопливо прервала:
— Людовик с таким удовольствием танцует. Что значит молодость! Людовик вообще никогда не устает. Такого ребенка, как он, не было на свете, — категорически заключила Анна и, хихикнув, добавила:
— Пожалуй, я начну верить, что Аполлон овладел мною во сне и это его сын!
— Скоро придется думать о его женитьбе, — сказала Генриетта-Мария.
— Мы постоянно думаем о его женитьбе. Это будет самая грандиозная свадьба на свете. Но кто, кто достоин стать супругой Людовика, вот в чем проблема, дорогая сестра!
— Это должна быть лучшая из невест, — с жаром сказала Генриетта-Мария. — Только лучшая и никакая другая.
Анна лукаво посмотрела на невестку. Если бы не трагические события в Англии, если бы молодому брату Генриетты был гарантирован трон, не было бы никаких препятствий для сына жениться на дочери английской королевы. Разумеется, при согласии на то самого Людовика.
Анна решила высказать свои мысли вслух.
— Людовик сам сделает выбор, в этом я не сомневаюсь. Помню, взяла его однажды с собой в монастырь кармелиток, и, когда он оказался в комнате для посетителей и монахини заговорили с ним, он даже не обратил на них внимания, заинтересовавшись задвижкой от двери. Он начал с ней играть, не замечая ничего другого. Мне пришлось отчитать его: «Оставь задвижку, Людовик!» Но он нахмурился и сказал: «Это хорошая задвижка. Королю нравится эта задвижка». Я говорю: «Славное поведение для короля — демонстрировать дамам свое дурное настроение и не отвечать им ни слова!»И вдруг лицо у него наливается краской, он топает ногой и кричит, да как кричит: «Не скажу ни слова, потому что хочу играть с задвижкой. Но однажды я скажу, и очень громко, что я думаю!»О, какой дерзкий мальчик он был! Да, Людовик пойдет своим путем, уж будь уверена.
И действительно он шел собственным путем. На частных вечеринках в покоях Анны Генриетта-Мария с трудом сдерживала радость, наблюдая, как растет и укрепляется дружба между ее дочерью и королем Франции.
Камердинер одевал Людовика для очередной вечеринки в материнских покоях.
Людовик был тих, одеваясь и улыбаясь своим мыслям, он не замечал привлекательного молодого человека в зеркале перед собой. В костюме из серебристого и черного бархата, расшитого золотыми лилиями, он выглядел как юный бог. Да он и ощущал себя богом. Вчера с ним произошло приключение, и произошло оно благодаря случайному стечению обстоятельств, как ему казалось. Дело было прошлой ночью, и виновницей его оказалась мадам де Бовэ, которая и раньше странным образом очаровывала его. Теперь он понял чем. Он в тот вечер танцевал с нею. Вечер был теплый, и что-то в ее облике заставило его сказать: «Мадам, мне хотелось бы знать вас лучше, чем теперь». Она рассмеялась и, пододвинувшись ближе, произнесла: «Я расцениваю это как приказ. Могу я прийти в ваши покои или вы в мои, сир?» Странно, но он вдруг начал заикаться как какой-нибудь нервный мальчик — это он-то, король! Она засмеялась необычным горловым смехом, от которого его сердце стало биться еще сильнее. «Я приду к вам, — сказала она. — Я буду в передней, когда стража уйдет спать и все успокоится».
64 
