— А что если я не понравлюсь Линксу?
— Он по-прежнему будет заботиться о вас. Он дал слово.
— Похоже, ему трудно угодить. Стирлинг кивнул.
— Это правда. Линкс может быть всемогущим, но не всегда — благодушным.
— Как один из тех античных богов, которых люди должны были все время ублажать. Стирлинг усмехнулся.
— Вы должны научиться быть правдивой, если хотите понравиться Линксу.
— Не уверена, что хочу этого. Мне ненавистна мысль быть его кроткой маленькой рабыней.
— Вот увидите: вам самой захочется понравится ему. Всем хочется.
— Вы так откровенны, когда говорите о моем отце. Могу ли и я быть такой же откровенной по отношению к вашему?
— Конечно, вы можете говорить все, что думаете.
— Хорошо… Я думаю, что ваш Линкс — самодовольный деспот, страдающий манией величия.
— Что ж, он высокого мнения о себе и, надо сказать, разделяет его со многими другими. Он любит властвовать, и в этом никто не может сравниться с ним. Так что, с небольшими поправками, ваше описание не совсем уж неверно.
— Расскажите мне о нем побольше.
Стирлинг говорил, а я пыталась представить себе этого могущественного человека, который произвел такое впечатление на моего отца, что он решил оставить меня на его попечение.
— Отца выслали из Англии тридцать пять лет назад, — сказал Стирлинг. — Но он собирается вернуться… Когда будет к этому готов.
— А когда он будет готов?
— По его словам, когда придет время.
— Хоть раз в жизни он разговаривал с вами как простой смертный?
Стерлинг улыбнулся.
— Я чувствую, вы заранее настраиваете себя против него. Это неразумно. Да он человечен, очень человечен.
— А я должна думать о нем, как о боге!
— Он на него и похож.
— Полубог, получеловек, — съязвила я, но решила не продолжать тему. — Вы так много говорите о своем отце. А ваша мать? Она, как и все, преклоняется перед величием супруга?
— Моей матери давно нет в живых. Она умерла при родах. — Его лицо едва заметно помрачнело.
— Сожалею… Я знаю, у вас есть сестра. А другие сестры или братья?
— Нас только двое. Аделаида на восемь лет старше.
Но я все не могла избавиться от мысли: какой же должна была быть женщина, на которой женился Линкс.
— Так что ваша мать? — спросила я. — Она тоже из заключенных?
— Нет. Просто Линкса послали работать на ее отца. Можете себе представить Линкса, посланного работать на кого-то? Словом, очень скоро мой отец женился на дочери своего хозяина — моей матери.
— Очень умно с его стороны, — заметила я с иронией.
— Так вышло, — ограничился Стирлинг кратким ответом.
— Итак, он женился, чтобы вырваться из рабства.
— У вас острый язык. Нора.
— Я говорю то, что думаю. Ну хорошо, расскажите мне все-таки о вашей матери.
— Как я могу это сделать, если никогда не знал ее?
— Но сохранились же какие-то воспоминания, рассказы?
Он нахмурился и умолк. «Значит, рассказы были», — решила я. Но, возможно, Линкс выглядит в них не столь привлекательно.
— Вы не должны судить Линкса, пока не узнаете его, — угрюмо отозвался Стирлинг.
И тут же, сменив тему, заговорил об Австралии — о цветущей акации, о прекрасных и стройных эвкалиптах, о том, как мы совершим путешествие на север от Мельбурна…
Я слушала не очень внимательно, потому что все думала о Линксе. Рысь… Скорее уж лиса, если судить по поступкам. Чем больше я узнавала о совершенствах этого человека, тем больше настраивалась против него, потому что в каждом упоминании его достоинств видела укор собственному отцу.
Наконец я сказала:
— Уже поздно, надо идти.
Стирлинг проводил меня до каюты и пожелал спокойной ночи.
Я долго не могла сомкнуть глаз. Нет, не позволю Линксу командовать собой, хоть он и мой опекун, хоть подчинил себе всех — даже Стирлинга. Я больше не стану расспрашивать о нем. Я выкину его из головы.
Но и во сне меня не покидал высокий человек с глазами рыси, похожий на лису.
На третий день после отплытия из Кейптауна случилось вот что. Как обычно, после ужина, мы сидели на палубе. Стирлинг продолжал рассказывать об Австралии: о великолепных красно-желтых цветах под названием «лапки кенгуру», о роскошных орхидеях, маленьких порывистых попугайчиках — розовых, зеленых лори. Каждый день я все больше и больше узнавала о стране, где мне предстояло жить.
Неожиданно кто-то громко чихнул. Странно, мы были уверены, что кроме нас на палубе никого нет.