— Стирлинг, видно, рассказывает вам обо всем.
— Ну, кто же это рассказывает обо всем? Но я знаю многое из того, что на душе у Стирлинга. Как-никак он мой сын.
— И вы любите его больше всего на свете.
— Это не совсем так. Я способен на сильное чувство, но не дарю его всем без разбору. Однако это не значит, что, полюбив, я скуплюсь на проявление чувств.
— Как вам удалось написать дом, которого вы никогда не видели?
— Разве? В этом доме. Нора, я жил. Я его хорошо знаю.
— Вы там жили Это ваш дом? Так вот почему вы построили точно такой же?
— Ты слишком торопишься с выводами. Да, я там жил, но он мне не принадлежал. Я работал там год в скромной должности учителя рисования юной дочери хозяина дома.
— И Стирлинг случайно обнаружил это…
— Ты опять ошибаешься. Стирлинг ездил туда, потому что он знал о доме. Я посылал его туда — Так вот почему мне пришлось встретиться с ним в Кентербери. Вы хотели знать, изменился ли дом с тех пор, как вы были там последний раз? Ведь дома не очень-то меняются. Только люди в них…
— А вот тут ты права. Я хотел, чтобы он увидел не столько дом, сколько живущих в нем людей.
— Вы знали их давно? Он этого не сказал. Даже не назвал им своего имени. Да они и не спросили.
— Он в любом случае не выдал бы себя — это было бы неразумно.
— А что, у вас какая-то ссора с той семьей? Он рассмеялся горько, зло, а потом сказал.
— Вряд ли я мог с ними поссориться. Я был всего лишь учителем рисования. Тогда они были богаты. Не то что теперь. Времена меняются, а старик был азартным игроком и не очень умелым. Наверное, он проиграл уйму денег после моего ухода.
— Что, я полагаю, доставляет вам удовольствие.
— Ты правильно полагаешь. А разве ты любила бы человека, который обрек тебя на изгнание из страны, на семь лет каторжных работ?
— Так этот человек был владельцем Уайтледиз?!
— Он самый, не кто иной, как сэр Генри Дориан.
— Почему он так поступил?
— Ограбление.
— А вы были невиновны?
— Абсолютно невиновен!
— Но разве нельзя было доказать это?
— Конечно, можно, если бы со мной поступили справедливо. Но он и его друзья позаботились о том, чтобы этого не случилось. Он заявил, что я незаконно находился у него в доме. Я, действительно, был в доме без его ведома, но не с целью ограбления.
— Я видела тот дом и тех людей. Там была прелестная девушка — Минта и еще ее мать.
— Расскажи мне о ней. Стирлинг не смог ее описать. Женщинам всегда удается это лучше, чем мужчинам.
— Так это ей вы давали уроки рисования? Линкс кивнул. Я продолжала:
— Она была стара… Или, пожалуй, казалась старой.
— Такой же, как я?
— Нет, вы не старый. Глядя на вас, забываешь о возрасте. А она производила впечатление капризной, обеспокоенной своим здоровьем женщины.
— Капризная, — повторил он и беззаботно рассмеялся. — Она была вот такой? Я писал ее по памяти.
И тут я вспомнила, кого напоминал мне портрет. Ну конечно же, Минту.
— Нет, — сказала я. — Женщина в кресле не похожа на нее. Разве что могла быть такой много лет назад.
— Тридцать пять лет назад, когда ей было семнадцать. Тогда она была очень хороша, но не очень способна к рисованию. Я хотел жениться на ней. Но мне было всего девятнадцать. Я был сентиментален и романтичен. Я полюбил Арабеллу, а она — меня. Ты улыбаешься и думаешь:» Как же! Так я тебе и поверю!»Но это правда. Я считал себя не хуже остальных и даже представить не мог, что ее отец, сэр Генри Дориан, откажется от такого зятя, как я. Это верно, у меня ничего не было за душой, кроме способностей. Но я мог бы управлять его поместьем, как никто другой. Если бы не этот глупец, семья не была бы теперь доведена… да что там говорить, почти до нищеты. Наверное, это мучительно, когда приходится считать каждый медяк, а ты уже привык к роскоши и, кроме того, должен заботиться о поддержании своего положения в обществе.
— А что произошло дальше?
— Ее отец был вне себя от моего предложения. Как это его дочь выйдет замуж за простого учителя рисования?! Ни за что! Он уже, верно, присмотрел ей какого-нибудь хлыща из благородного семейства. И тогда мы с Беллой решили бежать. В доме служила горничная, которой она доверилась. Глупышка Белла! Горничная ее выдала. Меня уволили, но однажды ночью я вернулся за ней. По приставной лестнице я проник в комнату Беллы. Она передала мне свои драгоценности, и только я положил их в карманы, сэр Генри ворвался со слугами. Так все и случилось.