Мама и ее возлюбленный наверняка сидели там подле пруда, строили планы и чувствовали себя отделенными от остального мира. Раньше у нас работало больше садовников, и они быстро заменяли весенние нежные цветы на более яркие — летние. Особенно хорошо я помню голубые дельфиниумы и тяжелый аромат различных гвоздик, а также бронзовые и багровые головки хризантем и их запах — безошибочный признак умирающего лета. Но сейчас цветов еще было множество. Посреди пруда стояла статуя, а вокруг плавали водяные лилии с восковыми лепестками. Как рассказал мне отец, двести лет назад этот сад был скопирован с сада в Хэмптон Корте, в котором, как говорили, Генрих VIII прогуливался с Анной Болейн.
— Мама очень больна? — спросила я у доктора.
— Ее болезнь в ней самой, — ответил он.
— Вы хотите сказать, что виновато ее воображение?
— Ну почему, у нее бывают головные боли и иные недомогания.
— Вы полагаете, что ничего опасного нет?
— Никаких серьезных органических изменений.
— Недавно пришли какие-то люди и всколыхнули воспоминания о прошлом. Она прямо-таки помолодела.
Доктор кивнул.
— Ей нужно думать о чем-нибудь другом, — не только о радостях прошлой жизни и скуке теперешней. Вот и все. Возможно, когда у нее появятся внуки, они станут смыслом ее существования. Интерес! Вот чего ей недостает!
— Я еще не собираюсь выходить замуж. А до этого ее может что-нибудь вылечить? Он засмеялся.
— Постараемся. Она будет продолжать пить свои лекарства, и от них ей станет легче.
— Но если физически она не больна, зачем же ей нужны лекарства?
— Это успокаивающее средства. Они помогают ей, потому что она в них верит. Не сомневаюсь: мы должны ее лечить именно так.
— Какая трудная задача — пытаться вылечить от болезни, которой не существует!
— Вы ошибаетесь. Болезнь есть, подлинная. Именно об этом я пытался спорить с моим предшественником. По его мнению, болезнь только тогда считается болезнью, когда хорошо заметны ее внешние признаки. Не волнуйтесь, мисс Минта. Мы следим за здоровьем вашей матери. Мисс Мэриэн — хорошая помощница, верно?
— Люси — просто чудо.
— Да, — сказал доктор, и улыбка сразу выдала его чувства.
— Вы ей это объяснили… я имею в виду состояние моей матери?
— Она в курсе дела. Сама догадалась. Мы беседовали об этом буквально вчера, когда Люси приходила за лекарством.
— Успокоительным? — спросила я.
— Да.
— А как поживает миссис Девлин?
— Как обычно. Когда вчера я вернулся от вас, цвет лица у нее был несколько красноватым, а кончик носа порозовел.
— Когда-нибудь она переберет.
— Когда-нибудь!.. Это происходит почти каждый вечер. Хотя во всем остальном она — настоящее сокровище. Пока не устрою свою жизнь по-другому, я не должен слишком придираться к ней.
— А у вас есть планы?
— Еще… ничего не ясно. — Он немного смутился, и я поняла, что проявила неумеренное любопытство. Но я была уверена, что он имел в виду Люси.
Мы вернулись к дому, еще поговорили, потом он сел в свою коляску и уехал.
Я пошла в комнату Люси. Эта девушка, во всем очень опрятная, даже к мебели относилась с благоговением. Потолок в комнате был высокий, с изображенным на нем семейным гербом. В центре висела люстра, небольшая, но красивого рисунка, она тихо позванивала, как колокольчик в храме. Большое окно с подоконником, обитым темно-красным бархатом, такого же цвета ковер на полу и кровать с балдахином дополняли интерьер.
Комната и в самом деле прелестная, но в Уайтледиз таких было несколько, и пока я не заметила, как Люси любит ее, мне и в голову не приходило, что в ней есть что-то особенное!
— Я только что разговаривала с доктором, Люси, — сказала я.
Она сидела за туалетным столиком и, услышав мои слова, опустила глаза и стала передвигать на нем разные вещицы. Я села в кресло с резной спинкой и подножкой и внимательно присмотрелась к Люси: бледная, не обладавшая яркой привлекательностью, она могла бы показаться внешне вполне заурядной, если бы не врожденная элегантность.
— Кажется, дома у него не все благополучно.
— Это все из-за экономки.
— Нам нужно убедить его нанять другую. От этой можно ожидать чего угодно. Заберется в шкаф с лекарствами и выпьет что-нибудь ядовитое.
— Лекарства ее не интересуют. Ее тянет к винному погребку.
— Но когда она пьяная и не владеет собой…
— Мне кажется, тогда она впадает в оцепенение.