очень нудно 
30 
Пел, пел — и устал.
Был уже вечер. Солнце зашло. Попрятались куда-то все звери и птицы.
Жаворонок опустился на пашню. Ему захотелось поболтать с кем-нибудь перед сном о том, о сём. Подруги у него не было.
Он решил: «Полечу-ка к соседям — куропаткам». Но тут же вспомнил, что утром они улетели.
Ему опять стало грустно. Он тяжело вздохнул и стал укладываться спать в ямке между комочками подсохшей за день земли.
Вдруг до него донёсся чей-то знакомый голос. Голос напоминал скрип несмазанной калитки или чириканье сверчка, только был сильнее, громче. Кто-то звонко и радостно выговаривал всё одно слово:
— Черр-вяк! Черр-вяк!
«Ой, да ведь это Подковкин! — обрадовался Жаворонок. — Значит, не все куропатки улетели».
— Черр-вяк! Черр-вяк! — неслось из ржаных зеленей.
«Чудилка! — подумал Жаворонок. — Нашёл одного червяка и кричит на весь свет».
Он знал, что куропатки наедаются хлебными зёрнами да семенами разных трав. Червяк для них — вроде сладкого к обеду. Сам Жаворонок умел находить в траве сколько угодно маленьких червячков и каждый день наедался ими досыта. Ему и было смешно, что сосед так радуется какому-то червяку.
«Ну, теперь мне будет с кем поболтать», — подумал Жаворонок и полетел разыскивать соседа.
Найти его оказалось очень просто: Петушок сидел открыто на кочке, среди низенькой травки зеленей, и то и дело подавал голос.
— Здорово, Подковкин! — крикнул, подлетая к нему, Жаворонок. — Ты на всё лето остался?
Петушок приветливо кивнул головой:
— Да, да. Так решила Оранжевое Горлышко, моя жена. Знаком с ней? Очень умная курочка.
Вот увидишь: этой зимой она непременно будет водить Большое Стадо.
Сказав это, Петушок выкатил колесом голубую грудь с рисунком подковы вкусного шоколадного цвета. Потом вытянул шейку и три раза прокричал:
— Черр-вяк! Черр-вяк! Черр-вяк!
— Где же червяк-то? — удивился Жаворонок. — Ты съел его?
Подковкин обиделся:
— За кого ты меня принимаешь? Хороший я был бы Петушок, если б сам ел червяков! Я, конечно, отнёс его Оранжевому Горлышку.
— И она его съела?
— Съела и сказала, что очень вкусно.
— Так и дело с концом! Чего же ты кричишь: «Червяк! Червяк!»?
— Ничего ты не понимаешь! — совсем рассердился Подковкин. — Во-первых, я вовсе не кричу, а красиво пою. Во-вторых, про что же и петь, как не про вкусных червяков?
Маленький серенький Жаворонок много мог бы рассказать, про что и как надо петь. Ведь он был из знаменитого рода певцов, прославленных всеми поэтами. Но гордости в нём не было.
И он совсем не хотел обидеть Подковкина, своего доброго соседа. Жаворонок поспешил сказать ему что-нибудь приятное:
— Я знаю Оранжевое Горлышко. Она такая красивая, нежная. Как её здоровье?
Подковкин сейчас же забыл обиду. Он выпятил грудь, три раза звонко брякнул; «Черр-вяк!» — и только тогда важно ответил:
— Благодарю вас! Оранжевое Горлышко чувствует себя прекрасно. Прилетайте навещать нас.
— Когда можно прилететь? — спросил Жаворонок.
— Сейчас-то, видишь ли, я очень занят, — сказал Подковкин. — Днём еду разыскиваю для Оранжевого Горлышка, караул держу, чтобы на неё не напали Лиса или Ястреб. Вечерами вот песни ей пою. А тут ещё драться надо с…
Подковкин не докончил, вытянулся на ножках и стал вглядываться в зеленя.
— Постой-ка! Никак он опять?..
Петушок сорвался с места и стрелой полетел туда, где в зеленях что-то шевелилось.
Сейчас же оттуда раздался шум битвы: стук клюва о клюв, хлопанье крыльев, шелест ржи. Пух полетел к небу.
Через несколько минут над зеленями мелькнула пёстренькая спинка чужого петушка, и Подковкин вернулся, весь взъерошенный, с блестящими глазами. Из его левого крыла торчало переломанное перо.
— Ух!.. Здорово я его тюкнул! — сказал он, опускаясь на кочку. — Будет знать теперь…
— Да с кем это ты? — робко спросил Жаворонок. Сам он никогда ни с кем не дрался и драться-то не умел.
— А с соседом, с Бровкиным. Тут рядом, на Костяничной горке живёт. Глупый петушишка. Я ему покажу!..
Жаворонок знал и Бровкина. У всех куропаток брови красные — и не только над глазами, а даже и под глазами. У Бровкина они были особенно большие и красные.
— Зачем же вы дерётесь? — спросил Жаворонок. — В Большом Стаде вы ведь друзья были с Бровкиным.
— В Большом Стаде — другое дело. А теперь-то он к нам в поле забежит, то я ненароком на Костяничную горку попаду. Тут уж нам никак нельзя не подраться. Ведь мы — петухи.
30 
