114 
– Такой брак может принести нам много выгод, сын мой. Чезаре упал на колени и горячо поцеловал отцу руку.
С этим сыном, думал Александр, я позабуду все свои печали. Он достигнет величия, и я перестану горевать о его погибшем брате.
Теперь жизнь Лукреции в монастыре Сан-Систо состояла из чересполосицы радостей и страхов.
Она и Педро предавались удовольствиям как люди, которые подсознательно понимают, что все это – ненадолго. Они ловили каждый миг счастья, они наслаждались каждой минутой, потому что не знали, когда наступит день их расставания.
Пантизилия все время была с ними, она делила их радости и печали и часто плакала по ночам, думая о том, что ждет влюбленных.
И вот однажды Педро принес от Папы ту самую весть: Лукреции надлежит предстать перед ассамблеей послов и кардиналов в Ватикане. Там ее объявят virgo intacta.
Лукреция впала в панику.
– Что мне делать? – без конца спрашивала она Пантизилию.
Маленькая горничная пыталась ее успокоить. Ей следует надеть платье, которое Пантизилия для нее приготовила, сейчас зима, в монастыре холодно, так что неудивительно, если она наденет побольше нижних юбок. Ей надо высоко держать голову и всем своим видом убеждать их в своей невинности. Она сможет. Она должна.
– Но как, как, Пантизилия? Я буду лгать этим достойным, осененным святостью людям?
– Вы должны, дорогая мадонна, у вас нет другого выхода. Так решил святой отец, и вам необходимо освободиться от Джованни Сфорца. На каких других основаниях вы сможете получить развод?
Лукреция начала истерически хохотать.
– Пантизилия, почему ты так торжественно выглядишь?
Неужели ты не видишь, какая это нелепая шутка? Я уже на шестом месяце беременности и должна объявить себя перед ассамблеей девственницей! Это было бы смешно, если бы не было так грустно… И все может кончиться настоящей трагедией.
– Дорогая мадонна, мы не допустим такого конца. Вы сделаете то, что требует от вас отец, и, освободившись, выйдете замуж за Педро, уедете с ним туда, где вас будут ждать мир и покой.
– Ах, если бы это было так!
– Помните об этом, когда будете стоять перед кардиналами, и это придаст вам смелости. Если вы солжете, вы обретете свободу. К тому же вы ведь носите под сердцем ребенка не от Джованни Сфорца… Ваше счастье и счастье Педро зависят от того, как вы поведете себя перед ассамблеей. Помните об этом, мадонна.
– Да, я буду помнить, – твердо пообещала Лукреция.
Пантизилия одевала ее на этот раз с особой тщательностью. Расправив пышные бархатные сборки, она еще раз оглядела дело своих рук и осталась довольна.
– Никто не догадается… Клянусь! Ох, мадонна, какая вы бледненькая!
– Я чувствую, как бьется мое дитя – оно наверняка упрекает меня за то, что я вознамерилась отрицать его существование.
– Нет, вы ничего не отрицаете! Наоборот, вы стараетесь устроить ему счастливую жизнь. Не думайте о прошлом, мадонна. Смотрите в будущее. Думайте о счастье, которое вас с Педро ждет.
– Ах, моя малышка Пантизилия, что бы я без тебя делала!
– Мадонна, у меня никогда не было хозяйки лучше. Без вас жизнь моя была бы ужасна. И все, что я для вас делаю, вознаграждается в тысячекратном размере.
Они обнялись, прижались друг к другу, словно две испуганные птахи.
И вот она отправилась в Ватикан, и здесь, в присутствии отца и членов ассамблеи слушала, как один из кардиналов зачитывает подписанный ею когда-то документ – о том, что ее брак с Джованни Сфорца не был осуществлен, что она по-прежнему virgo intacta. Это не было настоящим супружеством, и они, кардиналы, собрались здесь, чтобы объявить брак недействительным.
Она стояла перед ними. Никогда еще ее от природы невинное выражение лица не служило ей так хорошо.
Кардиналы и послы были поражены ее красотой и юностью – им и не требовалось иных доказательств.
Ей объявили, что отныне она – не жена Джованни Сфорца, и она ответила благодарственной речью. Она так горячо их благодарила, что они были просто очарованы.
В какой-то момент дитя резко дернулось, и она побледнела и пошатнулась.
– Бедная девочка! – прошептал один из кардиналов. – Какое испытание для такой юной и невинной натуры!
Папа ждал ее в своих личных апартаментах. Чезаре был с ним.
– Дорогая моя! – Папа тепло ее обнял. – Наконец я снова держу тебя в своих объятиях. Это было тяжелое время для всех нас.
– Да, отец.
А Чезаре добавил:
114 
