очень нудно 
201 
Островский вовсе не консерватор. — Плещеев писал: «Про Островского никак нельзя сказать, что его взгляды на нравственность, политику и т. д. сумбурны, — и еще менее, что он мало образован… Напротив, образован он очень. Читал он массу, и взгляды его совершенно определенны, но в последнее время он стал чересчур уж консервативен…»
…времен очаковских и покоренья Крыма. — Выражение из комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» (д. 2, явл. 5, слова Чацкого). Плещеев ответил: «Островского Вы характеризовали довольно верно. Он действительно сердит на себя за то, что ничего не сделал в жизни, хотя мог сделать очень многое, при своем большом уме и образовании; и за то, что, дорожа всего более своей независимостью, уклонялся всегда от каких бы то ни было обязанностей, и в результате получилось грустное одиночество старого холостяка… Но человек он очень хороший и сердечный. Мне жаль, что он на меня сердит и не пишет. — Не знаю, почему Вы находите, что у него приемы для спора — времен очаковских и покоренья Крыма? Консерватизм же его принял такие размеры именно вследствие замкнутой жизни и лени. Всякий протест, откуда бы он ни шел, всякое брожение в обществе — его раздражают, неприятны ему… Они нарушают его спокойствие и напоминают ему, что он ни на что подобное уже не способен. К общественной деятельности он ни к какой не годится. Но в частных отношениях — он не эгоист и на его приязнь можно всегда положиться. Честности он безупречной во всех отношениях».
690. А. П. ЛЕНСКОМУ
27 сентября 1889 г.
Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: «Русская мысль», 1910, № 1, стр. 199.
Датируется по наклеенной на письме вырезке из «Осколков», 1889, № 33, 23 сентября и по фразе: «Завтра пойду смотреть „Село Знаменское“».
Ленский ~ Мазаньелло. — Печатная вырезка из «Осколков» — «Из словаря русских деятелей», подпись — Кактус (псевдоним П. К. Мартьянова). Мазаньелло — герой оперы французского композитора Обера «Немая из Портичи», шедшей в России под названием «Фенелла».
…ходили слушать «Русалку». — Чехов слушал оперу А. С. Даргомыжского «Русалка» в Большом театре 24 сентября 1889 г.
Повесть…— «Скучная история».
Пьесу начал…— Чехов вернулся к работе над пьесой «Леший».
Завтра пойду смотреть «Село Знаменское»… — 28 сентября в Московском Малом театре состоялась премьера пьесы Вл. Александрова «В селе Знаменском».
691. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ
30 сентября 1889 г.
Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: отрывки — «Петербургский дневник театрала», 1904, № 29, 18 июля; 1905, № 9, 27 февраля, стр. 2; полностью — Письма, т. II, стр. 401–403.
Год устанавливается по письму А. Н. Плещеева от 27 сентября 1889 г. (Слово, сб. 2, стр. 269–275), на которое Чехов отвечает; Плещеев ответил 3–4 октября (ЛН, т. 68, стр. 351–352).
… спасибо за письмо и за указания ~ Не согласен я с Вами только в очень немногом ~ Вас огорчает, что критики будут ругать меня. — Плещеев писал Чехову: «Вчера вечером читал вслух Вашу повесть, дорогой Антон Павлович, бывшим у меня двум приятелям — известному Вам немножко Фаусеку, человеку с большим вкусом и Вашему большому почитателю, — и неизвестному Вам, недавно приехавшему из Ташкента моему старому хорошему приятелю медику-психиатру Тишкову, прикомандированному теперь на два года к Медиц<инской> академии. Думаю, что Вы ничего против этого не будете иметь? По общему нашему мнению (Тишков тоже восхищается Вашими рассказами и только не читал напечатанных в „Северном вестнике“ „Именин“ и „Огней“), у Вас еще не было ничего столь сильного и глубокого, как эта вещь! Удивительно хорошо выдержан тон старика-ученого, и даже те рассуждения, где слышатся нотки субъективные, Ваши собственные, — не вредят этому. И лицо это как живое стоит перед читателем. Прекрасна вышла и Катя. — Страницы, где описывается та ночь, когда старика обуял страх смерти и когда приходит к нему под окно Катя, — производят глубокое впечатление. (Хотя это воздейство организма на других — людей ему близких — кажется, штука проблематическая?) Кое-какие замечания, сделанные во время чтения, сообщаю ниже. Но большинству — повесть несомненно покажется скучной (зачем Вы назвали ее „Скучная история“? Назовите иначе. Зачем давать самому повод к дешевому остроумию прохвостов рецензентов?)… Надо, чтоб критика растолковала глупой толпе, разжевала и в рот положила ей — красоты этой вещи. А где эта критика, на которую можно рассчитывать? Вся она окрысится на Вас — в этом не может быть ни малейшего сомнения — за Ваши сильные рассуждения о русской литературе, об ученых статьях в особенности. Все станут травить Вас — это как бог свят; ждите крупной ругани. Одни обругают просто за то, что вещь напечатана в „Сев<ерном> вестн<ике>“; другие за то, что литераторы и публицисты — на которых намекает и которых боится старый ученый, как швейцаров и капельдинеров, — участвуют в тех самых журналах, которые будут давать о Вашей повести отзыв („Р<усская> мысль“). Я надеюсь — разве на отзыв Суворина; но, пожалуй, он по каким-нибудь соображениям не станет писать. Еще можно ждать похвалы в „Неделе“ — где был так расхвален Ваш „Иванов“. Это очень, очень грустно. — Толпа найдет повесть скучной — по причине отсутствия шаблонной фабулы и обилия рассуждений. Людям понимающим она не может не понравиться; но таких всегда меньшинство… Да еще из этого меньшинства — многие будут или замалчивать или ругать из холопства к Михайловским и Успенским. Печальное, истинно печальное положение у нас независимого, смелого писателя! Я не ощутил никакой длинноты, — немножко разве в том месте, где рассказывается прошлое Кати… Все второстепенные лица — тоже очень живы… Гнеккер, жена старика, прозектор… Есть множество замечаний верных, местами глубоких даже. — Не говорю уже об абсолютной новизне мотива. — Через день или два Вам вышлют корректуры всего рассказа зараз. — Но Архимандрит на велосипеде (это прелесть!), разумеется, цензор похерит, как это ни горестно <…>
201 
