очень нудно 
59 
Александр был немного смущен. Брак с Феррарой только с виду казался вполне устроенным. Подписывая контракт, старый Эркюль торговался, как последний лавочник, и Папа понимал – при первой же возможности тот попытается нарушить достигнутое соглашение. Если бы не страх перед папской армией и не сегодняшняя тревожная обстановка в Италии, он бы и вовсе отвернулся от семьи Борджа. Этот надменный аристократ явно гнушался их скандальной славы. Вот почему так несвоевременны оказались новые толки о детях Александра – на сей раз касающиеся трехлетнего мальчика, к рождению которого он не имел прямого отношения.
Кто такой этот Романский младенец? Вопрос требовал ответа.
Изабелла д'Эсте написала отцу письмо, где вновь изложила свои сведения, позволявшие установить родителей таинственного ребенка. Если бы в связи с мальчиком было упомянуто имя Лукреции, Эркюль получил бы достаточные основания для пренебрежения брачным соглашением.
Тогда Александр выпустил буллу, главным в которой было признание маленького Джованни законнорожденным. Поскольку никто не сомневался в его принадлежности семье Борджа, то у Папы попросту не оставалось иного выхода. Он объявил, что отцом младенца был Чезаре, герцог де Валентинуа, а матерью – одна малоизвестная римлянка. Родитель множества незаконнорожденных детей, Чезаре не возражал против ответственности за одного законного.
Слухи на какое-то время улеглись; Эркюль уже не мог придраться к прошлому своей невестки. Но Александр все равно беспокоился за будущее ее сына.
Между тем французские войска вступили на территорию Неаполя; в их походе – как того требовала договоренность между Папой и Луи – участвовал Чезаре.
Федерико проявил малодушие и сдался еще до прибытия объединенной франко-ватиканской армии. Луи милостиво предложил ему убежище во Франции, а тот с благодарностью принял его предложение.
Больше всех успехом этой военной кампании упивался Чезаре. Наконец-то был посрамлен и унижен человек, некогда отказавшийся выдать дочь замуж за Борджа! Чезаре давно ждал этого времени. Кроме того, теперь многие преклонялись перед ним, и в ходе сегодняшних блестящих побед большинство восхищенных взоров обращалось на него, а не на Луи, которому на самом деле он был обязан и этим, и предыдущим триумфом.
Победителей встречали пирами и балами, и в центре всех праздников неизменно оказывался Чезаре. Множество женщин пылали желанием познакомиться с ним – хотя известия о кровавой резне, учиненной им в Капуе, не могли не достичь их, если уж даже французские военачальники во всеуслышание заявляли о том, что они не считают себя союзниками такого жестокого и разнузданного варвара.
Дикая натура Чезаре давала о себе знать всякий раз, когда, он считал, что кто-то унизил его достоинство, – так было и сейчас. Все жестокости и насилия этой военной кампании совершались им ради исцеления ран, нанесенных принцессой Карлоттой и ее отцом.
В Капуе он велел слугам разыскивать и приводить к нему всех самых красивых девушек, известных в городе, – требовал, чтобы каждая была девственницей. Затем выбрал сорок наиболее приглянувшихся ему и отправил в Рим, где поселил в своем дворце и держал, как рабынь в гареме. Нравы его и впрямь были варварскими. Мужчинам, которых он подозревал в каком-либо умышленном или неумышленном оскорблении, а то и просто в недружелюбии, отрезали язык, отрубали руки и выставляли на всеобщее обозрение, как наглядный урок всем непокорным.
Он удовлетворял все свои прихоти, но делал это так неосмотрительно, что очень скоро заразился болезнью, которой страдал в ранней молодости и которая в Италии была известна под названием французский недуг.
Этот недуг не только подтачивал его физические силы, но и все заметней сказывался на состоянии рассудка. Необузданность превращалась в звериную озлобленность; свирепость становилась главной чертой характера; страдая от боли, он вел себя так, будто был одержим одним неистовым желанием – причинять ее другим.
Весь Рим содрогнулся от ужаса, когда он вернулся из похода и присоединился к торжествам, посвященным замужеству его сестры.
Альфонсо д'Эсте, днем работавший в литейной мастерской, а по ночам развлекавшийся со своими бессчетными любовницами, был наименее обеспокоенным человеком при дворе старого герцога.
– Столько шума из-за какого-то брака! – морщился он. – Поскорей бы покончить с этим делом.
59 
