8. Воздух, вода, земля, огонь

Мы с Патриком злимся. В комнате жара: вентилятор отставили подальше, чтобы карты не разлетались, да еще Джон и Эрия раздражают: больше обжимаются, чем играют. Рука Джона покоится на ее колене, Эрия обнимает Джона за талию.

Я гляжу на Джона и с отвращением качаю головой:

— Единственное, Джон, чего я не переношу в людях, — это когда они не относятся к покеру всерьез, особенно если на кону деньги.

— Да ладно, всего два доллара, — отвечает Джон и подмигивает Эрии. Та хихикает.

— Это принципиальный момент, — говорю я.

Могу поклясться, что Патрик со мной согласен. Для него, которому осталось жить считаные недели, дорога каждая секунда, не говоря уже о минутах.

— Ты принимаешь ставку или нет? — спрашиваю я.

— Нет, не в этот раз, — равнодушно говорит Джон, бросая карты.

— Твоя очередь, Патрик, — говорю я раздраженно.

Он поднимает ставку и забирает свой выигрыш.

— Может, прервемся на мартини? — предлагает он.

— Хорошая идея, — поддерживаю я, со значением глядя на Джона, который начал было целовать Эрию в ухо. Прошло два часа, как я укололся, а по моему правилу нельзя мешать героин с выпивкой, но, черт возьми, я готов поступиться принципами, только бы не видеть этих полудурков, которые вот уже несколько дней проводят все свое время подобным образом.

Я последовал за Патриком по коридору до его квартиры, единственным украшением которой были фотографии его друзей, развешанные по стенам. Немного книг, в основном по искусству, проигрыватель, диски с музыкой всевозможных направлений, но больше классики. Он ставит что-то из Стравинского, отчего мне легче не делается.

Июль, десятое число. Я уже больше недели работаю в Обществе защиты природы Америки, зашибаю около ста пятидесяти баксов за вечер, каждый день бываю в центре, покупаю продукты и осторожно пытаюсь подобраться к убийству Виктории Патавасти. Джон, напротив, только и делает, что шастает к пожарной лестнице курить траву, жрет картофельные чипсы, хлещет пиво и развлекается с Эрией, когда та свободна. Меня это уже порядком достало.

— Меня это уже порядком достало, — сказал я Пату.

— Меня тоже. Знаешь, я блефовал в последней партии, у меня было пусто.

— Знаю.

Пат сегодня держится молодцом, день для него благоприятный; правда, с тех пор как мы появились, ему, по его словам, вообще стало лучше. Хуже делается от одиночества: судебный процесс лишил его большинства друзей из пожарной части, а его семья живет в Вайоминге.

Скрипки у Стравинского начали верещать одна на другую, пока Пат накладывал льда в шейкер с мартини. Напиток у него вышел сухой, слишком сухой. Джин «Бомбей сапфир» Пат соединил с экзистенциальным явлением, именуемым вермутом, перед тем как налить его в шейкер. Он достал два стакана, в каждый положил по оливке и попросил меня потрясти шейкер, что я и сделал.

Мы вернулись к пожарному выходу.

— Она милая, правда? — заметил Пат.

— Да, Пат, у нее восхитительное лицо, потрясающие ноги, честно, я ума не приложу, что она нашла в этом остолопе.

— Все это закончится слезами, — предрек Пат, когда мы наклонились вниз посмотреть, как два чувака пытаются избить друг друга до бессознательного состояния в так называемом парке, где не видно ни единого зеленого клочка.

— Это ты про Джона и Эрию? — спросил я, вдруг усомнившись в предмете разговора.

— Да.

— Из-за родителей?

— Она говорит, что ей восемнадцать, а я думаю, она сильно помоложе.

— Ты серьезно?

— Да, вполне.

Мы глотнули мартини.

— А у тебя есть кто-нибудь? — Когда Пат произносил гласные, его щеки вваливались, и он становился похож на скелет.

— Нет. Никого.

— Дома, я имею в виду.

— Еще раз нет. Не могу представить себе постоянные отношения.

— Ты бросаешь или тебя бросают?

— Скорее меня, Пат.

— А ты не считаешь, что это из-за героина?

— Я даже уверен в этом.

Пат посмотрел на меня. Он не собирался читать мне мораль или скорбеть по мне. Он просто указал на очевидное. Опять этот чертов вопрос. И ответ. Мне надо завязать. Пропади он пропадом, этот героин. У меня же нет зависимости. Так какого ж рожна?

— Всем нам чего-то хочется, Пат, — произнес я с запинкой.

— Да, это точно, — согласился он.

— А как у тебя в жизни с этим, Патрик, скрываешь?

  72