21 
Энджел и Роури последовали за ним вверх по лестнице. Весь гнев Роури испарился, как только он увидел великолепные спальни, выдержанные в старинном стиле ирландских гостиниц: большие кровати с пологом, камин, в котором уже горел огонь.
— Приличные простыни и одеяла, — проронил он одобрительно, как только Алан Больер ушел. Он осмотрел меньшую из двух комнат с нескрываемым удовольствием. — Я займу эту комнату, Энджел. — Роури с трудом подавил зевоту и попробовал матрас рукой. — И пуховые перины! Ну и ну! Я не спал на таких кроватях уже много лет!
— Да, здесь не ваши матрасы, от которых вы все там без ума! — сказала Энджел, глядя на льняные простыни и стеганые одеяла из гагачьего пуха.
— «Там» — это в Англии, как я понимаю? — съязвил он.
— А где же еще?
— Хм. Я чувствую, у нас в доме грядут кардинальные перемены, когда ты приедешь, — сказал Роури и поставил колыбельку Лоркана посреди кровати.
— Боже, Алан Больер смотрел на нас с таким презрением, словно перед ним предстал сам воплощенный грех, ты заметил? — спросила Энджел, нахмурившись.
— Да, полагаю, он не всех встречает с таким «радушием», — съязвил Роури. — Эксцентричность — это одно, но, если бы он всех своих гостей окатывал таким холодом с порога, у него вскоре не осталось бы ни одного клиента.
— Не уверена, — покачала головой Энджел. — Он пользуется здесь огромной популярностью. Люди едут за много миль, чтобы остановиться у него. Скажи, в Лондоне или в Нью-Йорке есть места, где люди платили бы за привилегию быть оскорбленными?
— Сомневаюсь. — Он улыбнулся. — Я думаю, он знает тебя. Может быть, в этом все дело?
— Он, возможно, знает обо мне. Здесь все лезут в чужие дела.
— Ну, тогда все ясно. Зная тебя, они заботятся о тебе и хотят защитить. Этим и объясняется то, как холодно нас встретили. Вопрос в том, нравится ли это тебе?
— Пожалуй, уже нет, — медленно проговорила Энджел. — После Лондона почти общинные отношения привлекали меня, поэтому я вернулась сюда. Но если ты одинок, этим можно пресытиться. Не думаю, что я буду по этому слишком скучать.
Роури улыбнулся.
— Они, наверное, считают, что однажды тебя уже бросил мерзавец англичанин. И вдруг ты появляешься с другим, который, возможно, собирается сделать с тобой то же самое.
Энджел открыла рот, еще не зная точно, что собирается ответить, но в этот момент из колыбельки послышался плач.
Роури улыбнулся, видя, как она смутилась.
— Отлично, ты уходишь! — прошептал он. — Спасенная младенцем. Итак… — в его глазах заплясали веселые искорки, — должен я оставить мои притязания на потом?
Энджел крепко сжала губы, не зная, как ей реагировать на такое явное поддразнивание. Она была рада видеть улыбку на его лице, но это было явно неподобающее поведение для человека, который недавно потерял единственного брата.
Вытащив из сумки бутылочку с молоком и держа ее перед собой, словно щит, она спросила:
— Ты не сходишь вниз разогреть, молоко, или пойти мне?
— Лучше схожу я, чтобы не подвергать тебя опасности в лице разгневанного хозяина! — Роури взял из ее рук бутылочку. — Ради Бога, не смотри на меня так испуганно. Ты же знаешь, я не бессовестный соблазнитель, разбивающей сердца невинных жертв! Все приличия будут соблюдены. У тебя своя комната, у меня — своя.
Странно, что можно одновременно испытать и облегчение, и разочарование, виновато подумала про себя Энджел.
— А где будет спать Лоркан? — спросила она.
Последовала небольшая пауза, потом Роури бросил беглый взгляд на своего племянника.
— Сегодня он лучше останется со мной.
Энджел колебалась. Она подумала, приходилось ли Роури успокаивать малыша и темные часы перед рассветом, когда ночь кажется бесконечной.
— Он очень долго плакал, когда… когда?..
— Когда его мама погибла, ты это хочешь сказать? — Роури проглотил горький комок, который внезапно встал у него в горле, и покачал головой. — Не слишком долго. Врач «скорой помощи» сказал, что он выглядел ошеломленным и очень тихим, хотя, возможно, просто был в шоке…
Лоркан снова заплакал, Роури замолчал, и они улыбнулись, глядя друг на друга. Энджел ощутила невероятную власть его улыбки. Ее словно что-то ударило в сердце.
Лоркан закричал громче, она наклонилась, осторожно вынула его из колыбельки. Он был крошечный, как кукла, с маленькими ручками и ножками, с личиком, покрасневшим от крика.
21 
